Священник Глеб Якунин. Нелегкий путь правдоискателя

Отец Глеб был не из тех, кого можно сломать или поставить на колени. В лагерном братстве его уважали и считались с его мнением. Зато лагерная администрация постоянно искала случая, чтобы подловить его на нарушениях – явных или мнимых, – чтобы лишить свидания или посылки. Юрий Орлов вспоминал свое прибытие в 37-ой лагерь: «Вскоре после этого меня перевели в другую зону, 37-2. В 37-ом лагере было две жилых зоны: большая, номер один, и малая, номер два. Моя была малая: пятьдесят на сто метров, окруженных пятью рядами колючей проволоки, частью под напряжением, двумя высокими заборами, вышками по углам, ультразвуковой контрольной системой, собаками, гавкающими за заборами. Посреди всего этого стоял жилой барак, маленькая деревянная, крашеная известью уборная, которую мы называли Белый Дом, да небольшой домишко – баня и склад. Размещалось в малой зоне человек тридцать-сорок, в основном «военных преступников» – бывших полицаев, сотрудничавших во время войны с нацистами. В большинстве, простые крестьяне, осужденные за участие в карательных акциях, они теперь почти поголовно сотрудничали с гебистами. Лишь один человек в этой зоне оказался по статье 70 (пропаганда и агитация) – Кузьма Дасив, украинский инженер. Услышав от «военных», которым сообщила охрана, что меня приведут в эту зону, он подстроил нам свидание – несколько секунд! – с Паруйром Айрикяном, которого, наоборот, забирали из зоны на этап. Как только я вошел в барак, он втолкнул меня в сушилку, шепнув, чтобы я ждал Айрикяна. Минуты через три Паруйр вошел «взять одежду». Света не было и нельзя было разглядеть, изменился ли он за те четыре года, что прошли после суда в Ереване. «Дасив наш», – шепнул он. «Все военные работают на КГБ. Но латышей не бойтесь. Они на самом деле бывшие партизаны». Открылась дверь и охранник забрал его.

Меня поставили снова на токарный станок. Сорокалетней давности рабочий опыт помогал, но все-таки было очень тяжело. Потому что, если ты не привилегированный экс-полицай, – то тебе запрещено присесть во время работы, прилечь после работы и даже просто закрыть глаза, сидя на табуретке в свободное время. Первые месяцы норма у меня не получалась. На этом основании мне дали только один день личного свидания с семьей на второй, 1979 год. После этого свиданий не давали совсем. Но еще оставалось право гулять внутри жилой зоны. Небо над головой, леса за заборами, трава вокруг барака, – все это было изумительно. Я собирал пригодную к еде траву – витамины, набирал толику грибов – «съедобных поганок» – и тщательно варил их, меняя воду три раза. К сожалению, больше половины этой маленькой зоны отгородили позже в пользу кроликов, защитив их колючей проволокой. За кроликов отвечали старики-«военные». Каждую субботу лагерный чекист Гадеев приходил туда с тощим портфелем и выходил с очень толстым. Замначальника лагеря по политико-воспитательной работе приходил с портфелем по пятницам»⁹. Для начальства зеки выращивали кроликов. Их мясо считалось лучшей пищей.

Николай Ивлюшкин. Фото сразу после освобождения из лагеря

Бывший зек, сидевший вместе с отцом Глебом, Николай Ивлюшкин, вспоминал: «Речь идет о 37 пермской зоне (ВС-389/37) в поселке Половинка 1981-1982 года. Я пришел в зону из Чистопольской тюрьмы в конце января 1981 года и ушел опять в Чистопольскую тюрьму 14 января 1983 года. Отец Глеб пришел в зону весной 1981 года. Зона была очень интересная – она была как бы «льготная», в отличие от 36 зоны – карательной (это как трудовой лагерь и лагерь смерти в Германии). Но затем возникла необходимость «отделить» Юрия Федоровича Орлова в заключении, создав ему «персональную» зону с такими же ШИЗО и ПКТ, в котором он сидел каждую зиму минимум по семь месяцев – так появилась отгороженная часть 37-ой зоны со своим бараком – 37-малая зона. При этом и у большой, и у малой были одни вертухаи, одна рабочая зона, одна кухня, одна прачка и, конечно, ШИЗО и ПКТ. К 80-му году многочисленные аресты на воле привели к тому, что режим во всех зонах как бы сравнялся, а в 37-ой зоне – как большой, так и малой – еще и был в особом почете «персональный подход», который был значительно тяжелее, чем карательный режим 36 зоны. К 81-му году 37-большая зона стала наполняться деятельными, активными и не раскаявшимися диссидентами – почти у всех были подельники в 35 и 36 зонах. Николай Петрович Горетой – пресвитер Церкви Пятидесятников, Вахтанг Читава – Грузия, Виталий Шевченко – Украина, Тиит Мадиссон – Эстония, Вардан Арутюнян – Армения, Толя Корягин – Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях, Украина, священник Глеб Якунин – Москва, Ваня Извеков – Самара. Это и была та самая очень сплоченная и дружная группа, которая активно сопротивлялась. А всего в 37-большой насчитывалось человек тридцать-сорок.