Древние говорили, что если бы добродетель явилась во плоти она покорила и воодушевила бы всех своей красотой. Христиане были так счастливы, что дождались исполнения этого желания. У язычников был закон неписанный, у иудеев пи, санный, а у христиан был пример, прообраз, видимый, личный, живой закон, ставший плотью, человеческий закон. Отсюда веселие первых христиан, отсюда слава христианства, что только оно имеет и дарует силу противостоять греху. И по крайней мере этой славы у него отнять нельзя. Необходимо только заметить, что сила примера добродетели есть не столько сила добродетели, сколько сила примера вообще, подобно тому как сила религиозной музыки есть не сила религии, а сила музыки.[87] Поэтому образец добродетели имеет следствием добродетельные поступки, а не добродетельные настроения и импульсы. Но это простое и истинное значение спасительной и примирительной силы примера, в отличие от силы закона, далеко не исчерпывает религиозного значения христианского спасения и примирения. В последнем все сводится к личной силе того чудесного посредника, который не был исключительно ни Богом, ни человеком, а человеком и в то же время Богом, и Богом и в то же время человеком, вследствие чего его можно постичь только в связи со значением чуда. В этом смысле чудесный Спаситель есть не что иное, как осуществленное желание сердца, стремящегося освободиться от законов морали, т. е. от тех условий, с которыми связана добродетель на естественном пути, — осуществленное желание спастись от нравственного зла мгновенно, непосредственно и сразу, по одному магическому слову, т. е. абсолютно субъективным, душевным способом. Лютер говорит: «Слово Божие исполняет все быстро, оно отпускает тебе грехи и дарует вечную жизнь только за то. что ты слушаешь слово, а услышав его, веруешь. Как только ты поверил, то достигаешь всего немедленно без всякого труда, усилия и напряжения»[88]. Но и выслушивание слова божия, следствием которого является вера, есть тоже «дар божий». Итак вера есть не что иное, как психологическое чудо, чудесное дело Бога в человеке, как говорит сам Лютер. Человек освобождается от греха и сознания вины только чрез веру, а очищается и облагораживается нравственно только чрез чудо. Мораль зависит от веры; добродетели язычников суть только блестящие пороки.
Тождественность чудесной силы с понятием посредника подтверждается исторически уже тем, что ветхозаветные чудеса, законодательство, провидение, одним словом, все элементы, составляющие сущность религии, в позднейшем иудействе приурочивались к божественной мудрости, к логосу. Но у Филона этот логос висит еще в воздухе между небом и землей, как нечто только мыслимое, то как нечто действительное, т. е. Филон колеблется между философией и религией, между метафизическим, отвлеченным и собственно религиозным, действительным Богом. Только в христианстве этот логос укрепился и воплотился, сделавшись из мыслимого существа действительным существом, т. е. религия сосредоточилась теперь исключительно на той сущности, на том объекте, который обосновывает ее собственную природу. Логос есть олицетворенная сущность религии. Поэтому если Бог определяется, как сущность сердца, то только в логосе это определение обращается в свою полную истину.
Бог, как таковой, есть замкнутое, скрытое сердце; а Христос есть открытое, объективированное чувство или сердце. Только во Христе чувство окончательно убеждается в самом себе, отрешается от всяких сомнений в истинности и божественности своей сущности; ибо Христос не отказывает чувству ни в чем; он исполняет все его просьбы. В Боге чувство еще молчит о том, что лежит у него в сердце; оно только вздыхает; во Христе оно высказывается совершенно, ничего не утаивая. Вздох есть еще желание робкое; он больше выражает жалобу, что нет того, чего он желает; он не говорит открыто, определенно, чего он желает; вздох выражает сомнение души в правоте ее желаний. Но во Христе пропадает уже всякая душевная робость; Христос есть вздох, перешедший в победную песнь, вследствие своего осуществления; он есть ликующая уверенность чувства в истинности и действительности своих скрытых в Боге желаний, фактическая победа под смертью, над всеми силами мира и природы, не только ожидаемое, но уже совершившееся воскресение из мертвых. Христос есть сердце освободившееся от всех гнетущих ограничений и страданий, блаженная душа — видимое божество.[89]