Сущность христианства

Молитва есть саморазделение человека на два существа — беседа человека с самим собой, со своим сердцем. Действительность молитвы обусловливается ее громким, ясным, выразительным произношением. Молитва выливается из уст непроизвольно; от избытка сердца уста глаголят. Но громкая молитва открывает только сущность молитвы; молитва (oratio) по существу своему есть речь, даже когда она не произносится вслух. В молитве человек откровенно высказывает все, что его тяготит, что его близко касается; в молитве он объективирует свое сердце — отсюда нравственная сила молитвы. Говорят, что сосредоточенность является условием молитвы. Но это больше, чем условие. Молитва сама по себе есть сосредоточенность, устранение всяких отвлекающих представлений и внешних влияний, исключительное обращение к своей собственной сущности. Говорят, что только уверенная, откровенная, сердечная, искренняя молитва может помочь, но эта помощь заключается в молитве. Религия везде считает субъективное, человеческое, второстепенное главной вещью, prima causa; так и здесь субъективные свойства кажутся ей объективной сущностью молитвы.[73] Только поверхностные люди могут усматривать в молитве только выражение чувства зависимости. Правда, в молитве выражается зависимость, но зависимость человека от своего сердца, от своих чувств. Кто чувствует себя только зависимым, тот не может молиться: чувство зависимости отнимает у него необходимую для этого охоту и мужество; ибо чувство зависимости есть чувство необходимости. Источником молитвы является скорее, безусловная, не знающая необходимости уверенность сердца, что его интересы служат объектом абсолютного существа, что всемогущее, неограниченное существо, отец людей, есть существо полное участия, любящее, сострадательное, что наиболее дорогие и святые чувства и желания человека являются божественной истиной. Ребенок не чувствует себя зависимым от отца, как отца; напротив, в отце он видит свою опору, сознание своей ценности, залог своего существования, уверенность в исполнении своих желаний. Отец обременен заботами; ребенок, напротив, беспечен и счастлив в своем доверии к отцу, к своему живому хранителю, который не желает ничего, кроме блага и счастья своего ребенка. Отец делает ребенка целью, а самого себя средством его существования. Ребенок, просящий о чем-нибудь своего отца, обращается к нему не как к отличному от него, самостоятельному существу, не как к господину и вообще лицу, а лишь поскольку сам отец зависит от своих отцовских чувств и определяется любовью к своему ребенку. Просьба есть только выражение власти ребенка над отцом, если только здесь применимо выражение власть, потому что власть ребенка есть не что иное, как власть отцовского сердца. Просьба и приказание выражаются одной и той же формой — повелительным наклонением. Просьба есть повелительное наклонение любви. И этот приказ гораздо сильнее всякого деспотического императива. Любовь не повелевает; любви достаточно сделать только намек, чтобы желание ее было исполнено; деспот должен говорить властным тоном, чтобы заставить равнодушных к нему людей исполнить его желание. Императив любви действует с электромагнетической силой, а деспотический механически, подобно деревянному телеграфу. Название отец является интимнейшим выражением Бога в молитве — интимнейшим, ибо здесь человек относится к абсолютному существу, как к своему собственному. Ибо слово: отец выражает полное внутреннее единство и служит непосредственно залогом исполнения моих желаний, залогом моего спасения. Всемогущество, к которому человек обращается в молитве, есть только всемогущество благости, делающей возможным невозможное ради спасения человека. В сущности она есть не что иное, как всемогущество сердца, чувства, преодолевающего все преграды разума, все границы природы и желающего, чтобы существовало одно только чувство и погибло все, противоречащее сердцу. Вера во всемогущество есть вера в ничтожество внешнего мира, объективности — вера в абсолютную истинность и ценность чувства. Сущность всемогущества выражает собою только сущность чувства. Всемогущество есть сила, перед которой не может устоять ни один закон, ни одно определение; но эта сила есть само чувство, уничтожающее, как преграду, всякую необходимость, всякий закон. Всемогущество только исполняет, осуществляет сокровенную волю сердца.

В молитве человек обращается ко всемогуществу благости — это значит, что в молитве человек поклоняется своему собственному сердцу, рассматривает сущность его, как высшую, божественную сущность.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Тайна веры — тайна чуда