Судьбы местного значения

От моста мало что осталось. На месте центрального быка плавает бревно и множество мусора. Показалось, что река в этом месте стала шире. Даже настил съезда исчез, а он больше на самой земле лежал. По берегу сдуло весь камыш. И все вокруг было усыпано красным…

А где танк? Башня валялась в канаве, в которую Чичерин с Юркой с первыми выстрелами скатились. А корпуса не видать. Утоп?

После взрыва стрельба смолкла, будто контузило вокруг всё и вся. Но немцы очухались первыми – пулеметными очередями прошлись по гребню. Где-то на том берегу взревели танки.

Первым опомнился Степаненко:

– Уходим, лейтенант! Уходим!

Чичерин развернулся, и его взгляд зацепился за то, что было когда-то человеком. Сержант, недолго думая, подхватил оцепеневшего лейтенанта и поволок в глубь чащи. Следом побежали уцелевшие бойцы. Первый снаряд лопнул где-то вверху, попав в сосну. Взвизгнули осколки, впиваясь во все вокруг. Степаненко с Чичериным рухнули на землю. Но сержант вновь вскочил и потащил командира, держа за шиворот и ремень. Чичерин хотел рявкнуть, но разом заткнулся, увидев еще одно разорванное тело…

– Взрыва-ай! – отдалось в ушах.

Рявкнуло. Еще раз. Бойцы быстро уходили в глубь чащи. Снаряды рвались на бровке и среди стволов. Вскрикнул один красноармеец, второй… раненых подхватывали и тащили дальше. Чичерин бежал, падал, его тут же подхватывали. В глазах мелькали сосновые стволы, по лицу нещадно хлестали ветки – подлесок густел.

Как-то неожиданно выскочили на грунтовку и попадали, тяжело дыша.

У реки еще грохотало. Кого там немцы обстреливают? Или со злости долбят?

– Уходить надо… – выдохнул сержант. – Немцы переправятся и преследовать будут.

Чичерин лишь согласно кивнул, сил говорить не было. В голове еще гудело от контузии, кружилась голова и немного подташнивало. Но это еще ничего, стоит задуматься, или прикрыть глаза, так вспоминается картинка пережитого ужаса…

Лейтенант тряхнул головой, пытаясь отогнать видение, потер лицо. В руку сунули флягу. Глотнул, в голове немного прояснилось.

– Надо наших предупредить, товарищ лейтенант.

Чичерин кивнул. И сразу вспомнил: «Сюда движется танковый клин немцев… ноги в руки, и выдвигайся в расположение полка, доложи про все, пусть готовятся к обороне, а сам, как носитель ОГВ, к своему начальству с тетрадью… и не вздумай попасть в плен. Если информация попадет к немцам…»

Плохо слушал друга. Плохо. Действительно, тетрадка никаким образом не должна достаться врагу.

– Первый раз под обстрелом? – неожиданно спросил сержант.

– Первый, – признал Чичерин.

– Ничего, – вздохнул Степаненко, – привыкнете, товарищ лейтенант госбезопасности.

Канонада у реки стихла. Все тревожно посмотрели в ту сторону. Сержант с лейтенантом переглянулись.

– Построй людей, сержант.

Пока бойцы строились, Чичерин посмотрел на планшетку и вздрогнул – вся иссечена и край пробит. Быстро открыл, проверил тетрадь и облегченно выдохнул – цела.

Прошелся вдоль строя. Что-то мало бойцов выскочило. Стоит четырнадцать, из них половина легкораненых, а по виду контузию имеют почти все. Еще трое тяжелых, без сознания.

– Бойцы! Товарищи!.. – начал Чичерин и сбился. Надо что-то сказать. Правильное, необходимое. Но все слова вдруг потерялись.

– Товарищи, – повторил лейтенант тише. – Вы сами всё видели. Враг, он… это не люди. Нелюди это. И наш долг истреблять его. Беспощадно! – И тут вспомнилась строчка из тетради. Спорная, как показалось вначале, строчка. – Бить врага надо так, чтобы враг умирал за свою родину!

Лица бойцов посветлели. Значит – правильно сказал. Вот и сержант согласен.

– Правильно говориш, командыр! – воскликнул правофланговый боец. – Оны звэри! Их рэзат надо!

И вновь одобрение среди красноармейцев.

– Как тебя зовут, боец?

– Красноармээц Умар Абадиев!

– Отлично, боец! – улыбнулся лейтенант. – Резать тоже будем. Я, как старший командир, беру командование на себя. Приказываю проверить оружие, боеприпасы и доложить сержанту. Затем выдвигаемся на восток, на соединение с частями Красной армии. Вольно!

Солнце жарило нещадно. Дождя бы. На западе виднеются тучи, и слышны редкие грозовые разряды. Догонит ли гроза?..

Шли вдоль грунтовки. Из-за тяжелораненых старались держаться в тени. Да и самим легче. Хотя как посмотреть. Носилки самодельные, из жердей и плащ-палаток. Несут те, кто не ранен, или ранение незначительное, а таковых семеро. Остальных задействовали в дозорах – трое в двухстах метрах дозором, трое позади.

Лейтенант тоже помогал нести раненых. Сержант было намекнул – командир же, но Чичерин так посмотрел…

Вот и выходило – четверо несут, остальные рядом. Устали – смена. Но чем дальше, тем тяжелее. Стали чаще делать смену. Тяжело? Надо терпеть! Вон Абадиев несет и перекура ни разу не попросил. Тихо ругается, непонятно, зло, но несет. И на очередной смене меняться отказался.

– Это мой товарыщ! – объяснил он.

– Отдыхать надо, красноармеец. Уступи-ка командиру.

Чичерин поднял носилки, и группа двинулась дальше. Пока несешь, можно подумать, а над чем поразмышлять было, и изрядно.