Судьба

Сали огляделась в поисках какого-нибудь шамана. Сейчас она его отчитает и прикажет исправить эту ложь.

В другом конце зала двое хаппан разговаривали с шаманом. Один был одет в необыкновенно красивый костюм из птичьих шкурок, а другой держал в руках метлу. Метельщик, очевидно, трудился в монастыре: шаман кричал на него, не жалея голоса. Стоявшее неподалеку чучело боевого коня, очевидно принадлежавшего кому-то из ханов, опрокинулось, и у него отломилась нога. Хаппанин в меховом костюме встал между шаманом и слугой, видимо, стараясь их примирить.

Сали ощутила приступ гнева. Сильные чувства, особенно ярость, в сочетании с Зовом Хана, причиняли ей разнообразные муки. Голова у нее болела, в животе все переворачивалось. Желчь снова начала подступать к горлу. В последнее время Сали старалась сохранять спокойствие. К сожалению, ложь о Цзямине затронула ее за живое.

Сали подошла к шаману.

– Простите, святейший, я хочу услышать слово мудрости.

– Слушаю, – шаман повернулся к ней и вздрогнул при виде ее изможденного лица. Сали к этому уже привыкла. – Ты паломница? Откуда?

Сали заранее приготовила ответ.

– Из Аразраза, святейший.

– Южное побережье Синего моря? Ты пришла издалека.

Она приложила руку к сердцу.

– Я проделала долгий путь, чтобы быть ближе к Хану. Но ваши надписи содержат неправду.

Шаман взглянул на нее небрежно и надменно.

– Кто ты такая, чтобы сомневаться в мудрости шаманов? Мы – слуги Вечного Хана Катуа. Наш священный долг – ввести его в этот мир и направлять потом, когда он удаляется из срединных земель. Никто не знает историю Хана лучше, чем его опекуны.

«Опекуны». Сали уже собиралась высказать ему все, что думала о шаманской опеке, а затем вспомнила, зачем она здесь. Нужно было найти лекарство от недуга, а не затевать бессмысленную ссору с теми, кто мог ей помочь.

Сали подавила гнев.

– Конечно, святейший. Я ошиблась. Я простая паломница, которая пришла издалека, чтобы вкусить мудрости в древнем доме Вечного Хана.

– Я охотно проведу тебя по Величественному монастырю рассветной песни, – предложил шаман.

– Нет, – сказала Сали. – У меня… есть друг, который страдает от того, что ему достался дар Хана. Он жаждет исцеления…

– Все, что Хан предлагает своим смиренным слугам, следует принимать как благословение. Нет нужды искать исцеление от даров Хана. Это не яд и не болезнь. Не богохульствуй! Пади ниц и моли духов о прощении! – воскликнул шаман.

Разумеется, здешние шаманы были особенно упертыми. И Сали не собиралась падать на колени ради этого дурня. Она еще раз прибегла к вежливости.

– Уверяю вас, мой друг очень болен. Его недуг распространился…

– Дар Хана есть исцеление и сила, – перебил шаман. – Недостойное тело не в силах его удержать. Дух Хана чист и вечен.

– Мой друг умирает. Я прошу вас…

– Если твой друг принадлежал к Священному Отряду, что сомнительно, – презрительно произнес шаман, – он должен умереть, если знает, что такое честь. Продолжая дышать, он предает нашего великого Хана и препятствует его возвращению.

Сали подавила желание схватить этого чванного, небрежно усмехающегося шамана за шкирку и разбить ему голову о ближайший каменный пьедестал. Она прекрасно понимала, что ослабевшее здоровье мешает ей владеть своими чувствами. Иногда она просто не могла удержаться. Она уже протянула руку к шаману, но тут живот ее подвел. Сали согнулась вдвое и заблевала рыбой весь пол. Дрожа, она упала на колени. Было так жарко… Она откинула капюшон, тяжело дыша, а потом подняла голову и встретила взгляд слуги с метлой. Тот, вытаращив глаза, смотрел на нее со страхом и любопытством.

– Прочь, прочь, хворая тварь! Прокаженная! Как ты посмела осквернить святое место! – длиннобородый шаман толкнул Сали, и той очень захотелось дать сдачи. – Стража, выкиньте отсюда эту нечистую женщину!

Не стоило завязывать драку в Величественном монастыре рассветной песни, святейшем месте Катуа. Сали отступила, когда появились стражи, и позволила вывести себя на улицу. По пути она оглянулась. Шаман снова орал на слугу. Он, видимо, уже забыл про нее.

В то самое мгновение, когда дверь захлопнулась, Сали поймала взгляд богато одетого хаппанина, который неотрывно смотрел на нее.

Глава 27. Названый учитель

Цзянь, вздыхая, носил полные охапки дров во двор перед кухней. Они тратили прорву топлива, проводя столько времени в доме. Иногда Цзянь чувствовал себя скорее слугой Тайши, чем ее учеником и тем более наследником. Тем более Предреченным героем Тяньди.

Он прошел мимо Сонайи, которая свернулась на скамье с книжкой, и свалил дрова наземь у стенки, а затем принялся их укладывать. Цзянь взглянул на девушку.

– Послушай, если ты ничем не занята, я бы не отказался от помощи.

Сонайя облизнула палец и перевернула страницу.

– Я занята. Я читаю. И тебе бы не мешало делать это почаще, Пять.

Из кухни вышел осоловелый Сонь. Лицо у него было красное, веки опухли. Он, вероятно, еще не ложился. Он бросил Цзяню тыквенную бутыль; тот поймал ее и поставил на деревянный стол.

– Здесь пусто. Мне нужно еще.