Суд праведный

Леонтович с сожалеющим видом прошел мимо него, открыл дверь, приказал кому-то съездить в магазин Фоменко и привезти сторожа, потом подошел к окну и, не глядя на Петра, спросил:

— Так где же ты, Белов, провел ночь?

Пётр промолчал, и ротмистр покачал головой:

— Молчишь? Что же, понятно. Поиграй немножко в героя…

Он вернулся за стол, словно забыв о переминающемся с ноги на ногу парне, погрузился в изучение каких-то бумажек. А вскоре в кабинет втолкнули запыхавшегося Гаврилыча.

Сдернув с плешивой головы шапчонку, с которой он не расставался даже летом, старик непонимающе уставился на Петра и на ротмистра, который неторопливо подошел к нему.

— Как здоровье? — приблизившись, поинтересовался Леонтович.

— Благодарствуйте, вашество, — суетливо затряс бороденкой Гаврилыч. — Какое здоровье… Старость не в радость, прихворнул опять… То там схватит, то тут вступит… Кашель опять же…

— Сегодня один сторожил? — раздраженно прервал его ротмистр. — Так ведь?

Гаврилыч испуганно прижал шапку к груди:

— Никак нет, вашество… Хворому-то как сторожить? Малый вот энтот, Петька, мне и помогал… Ён завсегда помогат… вот и нынча ночью со мной был… Ага, а как жа…

— Молчать! — рявкнул побагровевший Леонтович, схватил старика за плечо и вытолкал в коридор: — Гоните его!

Пётр стоял, опустив голову, но на душе у него немного отпустило. Ротмистр подошел к нему вплотную:

— Обрадовался? Будешь мне сказки рассказывать, как ты сторожил магазин? Я твое вранье слушать не намерен, я тебе предоставлю возможность хорошо подумать… Я думаю, ты сам захочешь со мной поговорить! — И, распахнув дверь, крикнул дежурному: — Уведите Белова в камеру!

4

Вопреки многолетней привычке, в этот вечер гардины на окнах кабинета жандармского ротмистра Леонтовича задернуты не были. Свет пятнами падал на мостовую. Сам Леонтович то прохаживался по кабинету, то садился за стол, хватался за телефонную трубку.

— Что-нибудь новое появилось? — связавшись с полицмейстером, не в первый раз за этот вечер, спросил Леонтович.

— Ничем не могу обрадовать, — тяжело вздохнул полицмейстер. — Мелочи… Ни шрифтов, ни оружия…

— У Соколова хорошо смотрели?

— Маляр-жестянщик? — уточнил полицмейстер. — Конечно. Всё перерыли. Пусто.

— Много еще адресов осталось?

— К утру управимся, — пообещал полицмейстер.

Леонтович поблагодарил его и попросил:

— Телефонируйте в любое время!

Только положив трубку, он раздраженно скрипнул зубами. Плохо, что обыски никаких ощутимых результатов не приносили, но больше его беспокоила судьба агента. Сообщив о предполагаемом хищении шрифтов, агент, несомненно, ставил себя под удар. Конечно, двое этих молодых парней, Белов с Илюхиным, могли и не придать значения мимолетной встрече с Иваном Ивановичем. Скорее всего, так оно и есть, вряд ли они даже помнят о встрече. Ну встретили одного из старших товарищей, что с того? Да Илюхин, собственно, ничего такого и не сказал, бросил в беседе между прочим: «Теперь с листовками проблем не будет!» Вот и всё. Будь на месте Ивана Ивановича менее опытный агент, не сразу бы и понятно стало, о чем идет речь, но Иван Иванович сообразил: у социал-демократов появляется возможность самим печатать листовки и прокламации.

Жаль будет потерять такого агента. Надо придумывать что-то, чтобы прикрыть его. Серия обысков не может не насторожить эсдеков! Леонтович резко поднялся:

— Утюганов!

Голос эхом прокатился по пустому коридору, но через пару минут послышались неторопливые шаги, и унтер-офицер вытянулся перед Леонтовичем.

— Вот что, Утюганов. Бери свободных нижних чинов, хватай пару пролеток. Поедем на обыск.

— Слушаюсь!

Даже в темноте, густо затоплявшей неосвещенный город, ротмистр без труда отыскал нужную улицу. У небольшого домика похлопал кучера по спине:

— Здесь.

Сзади всхрапнула лошадь, запряженная в пролетку, занятую Утюгановым и тремя нижними чинами.

К домику подходили с предосторожностями, старались не топать, и фонарей никто не включал. Черт их знает, этих социалистов, где они научились так таиться? Как можно спрятать шрифты в крошечном городке?

— Стучи, — приказал Леонтович, когда жандармы поднялись на низенькое крыльцо.

Утюганов методично забарабанил кулаком по двери, и вскоре из сеней послышался встревоженный голос:

— Кто там?

— Телеграмма, — заученно отозвался унтер-офицер, заставив Леонтовича недовольно поморщиться: вот оболтусы! Ничего нового придумать не могут.

— Я никакой телеграммы не жду, — после недолгого молчания послышалось из-за двери.

Ротмистру надоело это препирательство, он негромко бросил:

— Откройте. Полиция!

Дверь тотчас же распахнулась. Оттолкнув хозяина к стене, жандармы, гремя опрокинутыми ведрами, ввалились в комнату, освещенную лишь тусклым светом подвешенной к потолку керосиновой лампы. Леонтович ткнул пальцем в сторону хозяина, растерянно стоящего у порога:

— Фамилия?

— Матюшенко, — нервно поглаживая лысую вытянутую голову, ответил тот.

— Работаешь где?

— На паровой мельнице… кочегар.

Ротмистр, казалось бы, потерял к нему всяческий интерес, повернулся к узколицему черноусому человеку, схваченному нижними чинами в комнате:

— Кто такой?