Суд праведный

Пётр с любопытством разглядывал эсдеков, собравшихся на сходку. Чувство товарищества, глубокое, сильное, охватывало его. Вон как прыгают на берег, раскладывают на скатерке, брошенной прямо на траву, нехитрый завтрак знакомые и почти незнакомые люди. Никогда он, Пётр, не думал, что у него будет столько друзей.

— Ну и наделали вы переполоху с этим шрифтом! — смеялся, садясь у скатерки, коротко стриженный усач, настоящего имени которого Пётр не знал, лишь партийную кличку Грозный. — Архангелы взбеленились больше, чем от пропажи оружия!

— Это точно! — согласился Соколов, нахмурился. — Только веселья мало. Многие наши товарищи к ротмистру в лапы попали, а он не очень церемонится.

Подсаживаясь рядом, мужчина, которого Пётр видел впервые, но слышал о нем немного и знал его фамилию — Полунин, потирая щеку ладонью, проговорил:

— Наслышаны о ротмистре, наслышаны… — он задумчиво оглядел всех собравшихся. — Не до веселья, товарищи… Слишком быстро узнали жандармы о нашей затее со шрифтом. И эти обыски… Откуда у них точные адреса?

— Околоточные могли сообщить, — подсказал кто-то. — К обывателям гости не часто захаживают, а мы не стесняемся!..

— Вот-вот, возможный вариант, — заметил Полунин и хмуро прищурился: — А можно еще и по-другому взглянуть. Скажем, донес кто… А?

Наступила неловкая напряженная тишина. Даже Пётр боялся поднять глаза, посмотреть на товарищей. Грозный задумчиво коснулся щеточки усов:

— Ты о провокаторе, что ли?

— Вполне возможная история, — усмехнулся Полунин. — Речь не о нас, членах комитета. Есть ведь люди, которые тоже знают достаточно много.

Соколов глянул неодобрительно:

— Не кружись вокруг и около… Выкладывай!

— Могу, — отрывисто заявил Полунин. — Кто у нас непосредственно занимался операцией со шрифтами? А вот кто! Кроткий, Капустин и Матюшенко. Так? Кто-то из них и мог сообщить жандармам.

— Мы с Колькой занимались тоже, — поежившись, все-таки подал голос Пётр и, когда все взгляды остановились на нем, смутился: — Но мы никому не говорили!

Полунин невесело улыбнулся:

— Проехали… У кого какие мысли?

— Только не Капустин, — сказал Иван Шамшин, член комитета, которого Пётр иногда встречал у Илюхина-старшего. — Поручиться могу за него. К тому же и у него, и у Матюшенко тоже были обыски.

— Ну а за Кроткого? — спросил Полунин.

— За Кроткого томские товарищи ручались головой, — заметил Илюхин-старший.

Пётр торопливо вставил:

— И я могу поручиться…

— Ладно, не стоит гадать, — решительно произнес Грозный. — Ничего мы толкового не придумаем. Считаю, что необходимо организовать проверку всех троих. Причем самую тщательную проверку, вплоть до встреч с представителем комитетов, в которых Кроткий, Матюшенко и Капустин раньше состояли. Предлагаю поручить это дело товарищу Вольному, у него есть необходимый.

— Хорошо, я ему передам, — кивнул Соколов. — Только как быть со средствами? Придется ехать в Мариинск, в Томск, даже в Ростов, а партийная касса пуста…

Грозный, поняв намек, недовольно нахмурился, но Полунин поддержал Соколова:

— Ехать надо. Проверка нужна. Мы не можем работать в таких условиях. А значит…

— Что ж, — немного подумав, согласился Грозный. — Экспроприация так экспроприация… Только, Тимофей, ты уж продумай, где и как.

Тимофей Соколов кивнул. А Полунин предупредил:

— Только чтобы без стрельбы и жертв. Нам лишняя кровь не нужна.

Пётр слушал, и холодок разливался по всему телу. Серьезные люди толковали о серьезных делах. И он с ними, с ними, он теперь не один! От этой мысли становилось легко, он даже на Соколова не обиделся, когда тот, отталкивая лодку от берега, на прощание сказал:

— Заеду через три дня. Вы тут на острове сидите тихо. Как мыши. Никаких хождений. Вас сюда не на отдых привезли. Отсидитесь, там посмотрим.

— А со жратвой как? — хмыкнул Николай Илюхин.

— Разносолов не обещаю, но с голоду не помрете, — усмехнулся Соколов. — Я там две корзины оставил, Пётр будет главным распорядителем. Слышал, ты мужик хозяйственный.

Николай хохотнул:

— Из приказчиков!

Пётр покосился на приятеля, но одергивать его не стал. Все одно, горевать вместе.

6

Ротмистр Леонтович был в гневе.

Иван Иванович боязливо поглядывал на болтающийся при передвижениях ротмистра белый шнур аксельбанта. Поднять глаза он просто не решался. Наконец скрип сапог прекратился, ротмистр замер, как будто наткнулся на невидимое препятствие, повернулся к агенту.

— Хорошенькое дело! — рявкнул он. — Ваши «единомышленники» опустошают кассу частного завода «Вена», забирают выручку монопольки на Михайловской, а вы, любезный, ни сном, ни духом!

— Но, господин ротмистр, — виновато развел руками агент. — Как я мог? Меня даже на сходку не пригласили…

— А оружие, похищенное прямо со склада полицейского управления? А украденный шрифт? — наступал на него ротмистр.

— Я предупреждал… — попробовал слабо возразить Иван Иванович.

— Молчать! — прикрикнул Леонтович. — «Предупреждала»! Ничего конкретного вы мне не сообщили, так, слова общие.

— Я пытался… — снова подал голос агент.