Суд праведный

В тот же день Пётр пошел к Терентию Ёлкину и заявил, что желает вернуть ему долг. Перепуганный Ёлкин долго отнекивался, но, в конце концов, уступил. На следующее утро сельский староста Мануйлов без лишних вопросов оформил передачу дома Беловых Терентию. И к полудню, провожаемые взглядами односельчан, то сочувствующими, то просто любопытными, а то и откровенно враждебными, брат и сестра выехали из Сотниково. Озиридов свое обещание сдержал. Петру подыскал место подручного приказчика в магазине готового платья и суконных товаров купца Фоменко, а Татьяне — место уборщицы в почтово-телеграфной конторе. Помог он им найти и недорогое жилье.

Татьяна ушла на работу еще затемно.

Опустив босые пятки на пол, Пётр с хрустом потянулся.

С удовольствием натянул он на плечи новенькую косоворотку, полюбовался на черные, в серую полоску брюки, прошелся, поскрипел новыми сапогами. К пиджаку он еще не привык, но чувствовал себя в нем совсем другим человеком, чем прежде. Всю эту одежду, столь необходимую в городе, заставила его купить сестра, потратив на это почти все деньги, вырученные от продажи лошади и саней. А в парикмахерской Петру пришлось расстаться и с пышным чубом. Так посоветовал горбоносый цирюльник, сам лысый, ну буквально как яйцо.

Поплевав на широкую ладонь, Пётр старательно пригладил волосы, уложенные на прямой пробор. В зеркале перед ним отразился румяный, полный сил парень, которому никто бы не дал его неполных семнадцати лет. Прямой нос, ямочка на широком, уже покрытом золотистым пушком подбородке. Пётр даже оскалился, пытаясь изобразить любезную улыбку, как ему посоветовал старший приказчик, но улыбка получилась хоть и широкая, зато малопочтительная. Ну и ладно! Пётр махнул рукой.

Нахлобучив на голову картуз с блестящим лаковым козырьком, он спустился во двор.

— Здорово, паря!

Пётр оглянулся. Догнав его, младший Илюхин — Николай — приветливо похлопал Петра по плечу, пристроился рядом, шагнул почти в ногу и снизу вверх, хотя и сам был не карлик, заметил:

— Ну, Петро, ты прямо настоящий приказчик.

Белов довольно ухмыльнулся, но, заметив в колючих глазах Николая усмешку, смущенно поправил картуз.

— Шел бы лучше к нам в депо, — продолжил Николай. — Охота тебе перед каждым расшаркиваться.

— Да я не расшаркиваюсь, — обиделся Пётр.

Николай снова хмыкнул:

— Давай, давай… Служи, можа выслужишься…

Пётр промолчал. И если до этого он шел, стараясь не запачкать новые сапоги, то теперь, назло попутчику шагал, не разбирая луж.

Поднявшись от Оби по Саратовской улице, они влились в толпу деповских рабочих и вместе с ними двинулись дальше, через широкую, изрезанную глубокими колеями Владимировскую, через редкий сосновый лесок. У депо Пётр коротко кивнул, прощаясь с Илюхиным, а через полчаса уже подошел к двухэтажному; красного кирпича, зданию магазина, недавно пристроенному вплотную к типографии Литвинова.

Огромные, выше человеческого роста, вывески с изображением одетых по последней московской моде франтоватых господ с тоненькими нафабренными усами и обворожительных большеглазых дам с неправдоподобно изящными талиями, красовались на крыше магазина и на каждом простенке, приглашая жителей города, как можно быстрее обновить свой гардероб. Недостатка в покупателях купец Фоменко, впрочем, не испытывал. Магазин стоял на бойком месте — на углу единственного в городе проспекта и улицы Гудимовской.

Щуплый, в залатанном зипуне, сторож Гаврилыч встретил Петра удивленно.

— Ты чё энто, малый, спозаранку заявился? — моргая заспанными глазами, просипел он.

— Дык господин старший приказчик наказали пораньше приходить.

Старик подошел к голландской печи, пошуровал потрескивающие в топке поленья:

— Ты энтого черта толстомясого не особливо слухай… Ён наговорит… По евонному разумению так приказчик вообче здеся жить должон…

Пётр несмело пожал плечами. Гаврилыч одобрительно глянул на него:

— А вообче-то ты, малый, правильно делаешь. Поступил в магазин, прилежание выказывай. Энто кажному нравится.

Продолжая разглагольствовать, сторож, шаркая ногами, направился к дверям.

— Вы куда, дедуня? — спросил Пётр, которому страшновато было оставаться одному в большом зале, среди развешанных пальто, плащей, костюмов, модных платьев. Манекены, расставленные тут и там, казались ему живыми людьми, лишь на мгновение застывшими, но готовыми сорваться с места, как только сторож Гаврилыч шагнет за порог.

— Ставни открывать пора.

— Давайте помогу! — сразу же вызвался Пётр.

— Ну, помоги, — не оборачиваясь, отозвался сторож.

Выйдя на улицу, они открывали высокие окна. Старик, громыхая ключами, отпирал замки, а Пётр поднимал тяжелые, связанные из узких металлических полос жалюзи.