Суд праведный

— Стало быть, оттедова. На меня двое навалились, я и бердану вытащить не успел, замешкался от страху.

— Может, вы их где-нибудь раньше встречали? — лениво полюбопытствовал Юлий Глебович.

Никишка мелко затряс головой:

— He-а! Я таких разбойничьих харь отродясь не видывал.

— Приметы запомнили?

— Спужался я, — нехотя потупился Зыков. — А как ножом меня саданули, сразу из памяти вышибло.

Виноградов задумчиво помычал. Затем спросил, покосившись на протокол:

— А что с вашими братьями происходило? Видели?

— Почти и не видел, — сокрушенно отозвался Никишка. — Так, краем глаза… На них тоже целая гурьба навалилась.

— Вы сказали, разбойников было семеро? — приподнял бровь следователь.

Никишка сосредоточенно сморщил лоб:

— А может, и не семеро…

— Как так? — теперь уже обе брови Виноградова легонько приподнялись.

— Дык… Энто мы ужо опосля прикинули… На мне двое повисли, на Лёшке — двое, Демид с двумя барахтался, да Стёпку ишшо один мужик под себя подмял!.. Вот и выходит, что семеро.

Виноградов посмотрел в окно, ничего интересного там не увидел и вновь вернулся к допросу.

— Действительно, семеро получается.

— Так точно, ваше благородие, семеро, — услужливо согласился Зыков.

— Личность убийцы запомнили? — чуть наклонился к столу Виноградов.

Никишка огорченно вздохнул:

— Куды там… Я ж последним шел, ближе-то Стёпка был.

— Я его спрашивал, — раздумчиво проговорил следователь. — Говорит, что после удара по голове сразу потерял сознание.

— Дык… У Лёшки, ваше благородие, поантересуйтесь… Он, кажись, про какой-то шрам на щеке у того татя сказывал…

Виноградов откинулся в кресле, сложил руки на животе и с минуту смотрел на Никишку. От этого бесстрастного взгляда парню стало не по себе, и он облегченно перевел дух, когда следователь, устало прикрыв глаза, сказал негромко:

— Ступай… Пусть Алексей заходит…

Лёшка, войдя в кабинет следователя, криво ухмыльнулся. Губастое лицо его разнесло, опухло оно, как с перепоя. Юлий Глебович чуть шевельнул пальцем, указывая на стул:

— Садитесь, Алексей Маркелович…

— Благодарствуйте, — Лёшка приложил руку к огромному, начинающему зеленеть кровоподтеку, наплывшему на правый глаз.

Следователь с удивлением отметил в голосе Лёшки нотки нахальства, но пропустил их мимо ушей.

— Вы видели, кто убил Демида Колотыгина? — отхлебнув глоток уже совсем остывшего чая, спросил он.

— Ага.

— Опишите, коли вас не затруднит, внешность убийцы.

— Обнакновенная внешность, токмо через всю морду шрам, будто его собака за щеку рвала.

Юлий Глебович удовлетворенно покачал головой, записал примету, поднял глаза на допрашиваемого:

— А росту в нем сколько было?

— Здоровый бугай, на полголовы Демида выше, а меня, значица, на целую…

Прибросив, сколько это будет в вершках, следователь предположение свое тоже отметил в протоколе.

— Как же он убил вашего работника?

Лёшка развел руками:

— Обнакновенно! Топором по башке хрястнул, и готово! Нет Демида…

— А Демид… — Виноградов заглянул в протокол. — Колотыгин… Он что, не сопротивлялся?

Лёшка возмущенно хмыкнул:

— Еще как! Токмо супротив двоих не устоишь. Второй-то мужик Демида с заду обхватил. А энтот как ухнет, у Демида и башка надвое… Так и покатился в пропастюгу

— Понятно, — поморщился Виноградов. — Что ж не достали труп?

— Где ж достанешь? На следующий день урядник онгудаевский самолично убедились.

— Знаю, знаю… — рассеянно проговорил следователь. — Вы хоть обратили внимание, куда разбойники с обозом подались?

— Через перевал и подались, — Лёшка криво усмехнулся. — Куды ж им еще? В орду. Ищи их таперя!

— Это верно, — как бы про себя произнес Юлий Глебович. — Все следы снегом завалило…

3

Весна ворвалась в Новониколаевск внезапно.

За какие-то два дня снег превратился в мутные потоки, которые, собирая на своем пути клочки сена, сосновые щепки, шелуху семечек и кедровых орехов, устремились по Николаевскому проспекту к устью реки Каменки. Добегая до высокого обрывистого берега, они испуганно вскипали бурлящей шапкой, застывали на мгновение в растерянности и отчаянно низвергались в такие же мутные и неспокойные воды реки, чтобы вместе с ними через минуту влиться в освободившуюся ото льда надменно-величавую Обь и навсегда раствориться в ее свинцово-стеклянной глади.

Пришедшая на смену снегу вязкая грязь, смешавшись с конским навозом, расползлась по улицам. Она студнем разъезжалась пол колесами извозчичьих пролеток, лепешками летела из-под копыт лошадей, навязчиво облепляла галоши прохожих.

После суда над отцом присяжный поверенный Озиридов так долго разводил руками, так искренне извинялся, что не смог вызволить из беды Анисима, и так неподдельно был опечален исходом дела, что в конце концов Петру пришлось успокаивать не только сестру, но и присяжного поверенного.

Желая хоть чем-нибудь помочь молодым людям, Озиридов, уже прощаясь, предложил им перебраться в город, обещая свое содействие в устройстве на работу и в подыскании жилья. Не зная, как быть, Пётр посмотрел на сестру, и ее безвольно опущенные плечи, глубоко запавшие глаза острой жалостью резнули ему по сердцу.