Странствия Франца Штернбальда

Какой восторг пронизал мне душу, когда я почувствовала, что наши чувства взаимны, когда в уединенный час он признался мне в любви, когда он стыдливо поведал, как всеми силами стремился избегать меня и отдалиться от меня, потому что он беден и лишен состояния; о, с каким блаженным чувством я отдала ему себя самое и все, что имела, объявив это отныне его собственностью! Но как коварно изреченное слово, как непонятно и загадочно слово «любовь» и как странно бывает порой его магическое действие: казалось, что после того, как слово это было вымолвлено, отрадный источник в наших сердцах начал иссякать, как будто медленная смерть губила все цветы наших душевных богатств. Я видела, как тоска снедает его, безутешность и страх терзали мое сердце. Часто молнией вспыхивала прежняя страсть, божественное опьянение, но тем мрачнее после нее становилась темница души. Мы говорили, сами не понимая своих речей, находясь рядом, были далеко друг от друга. Ангел, который принял нас под свое крыло, точно воркующих голубков, отлетел, и мы ощутили холод и унылость мира, мертвящее одиночество даже в ту минуту, когда встречались наши взоры и руки. Здесь, на этом самом месте я видела его в последний раз, здесь еще раз осияла меня его очаровательная детская улыбка; он хочет навестить друга — так сказали его уста, и больше я не видела его.

О завистливые силы! С тех пор он был мне возвращен. Пропасть в моей душе закрылась, потоки любви прорвали скалу окоченелости, и чудесные цветы вновь смотрелись в прозрачные волны, он снова нераздельно был мой, весна во всем своем великолепии вернулась ко мне в душу, но в то же время ко мне подступали резкая боль и отчаяние при мысли, что я его потеряла, прогнала, что он возвратился в мое сердце, а я в его сердце — нет, ибо его внутренний свет, вероятно, до сих пор скрыт тем темным покрывалом, что превратило нашу любовь в призрак. Я стала кричать, чтоб меня услыхали эхо, скалы и родники; я посылала ему вслед перелетных птиц, облака и мои влюбленные мысли, которые мчались быстрее всего. Ах! В редкие радостные минуты мне казалось, что его желания прилетают издалека, радушно зовут меня за собой, тогда я лила слезы блаженства, какое испытываю и сейчас.

Штернбальд был пленен, удивлен и растроган, он искал самые ласковые, нежные слова, чтобы сплести из них венок вокруг сердца прекрасной печальницы, и рассказал о переодетом монахе, которого недавно видел совсем неподалеку отсюда и о его поразительном сходстве с рыцарем на портрете.

— Наверное, это он и есть, — заключил Франц, — а что иное могло бы привести его сюда, как не та же самая страсть, любовь, вспыхнувшая с новой силой вдалеке, в страхе потерять любимую? Да, та песня в ответ на вашу была пророческой.

— Ну что ж, поверю этому, — воскликнула она. — Буду снова лелеять малютку-надежду. О, какое утешение принесли вы мне издалека! Так небо посылало хлеб отшельникам в пустыне — через птиц небесных. Словно ангел вступили вы с этой благой вестью в мое осиротелое сердце. О, лесная чаща! О, зеленая лужайка! О, горный ручей! Вы слышите? Он снова недалеко от вас! Соловьи, пойте же с удвоенной силой, а ты, сердце, бейся радостнее!

Улыбаясь про себя, она прислонилась к дереву и громко запела: