— Еще совсем юной, — так начала графиня свой рассказ, — я лишилась родителей. Я получила богатое наследство и стала владелицей прекрасных имений, и потому ко мне съезжались толпы мужчин, кто из наших мест, кто издалека, и все льстили мне и угождали моим быстро меняющимся прихотям. Я была так молода, что вскоре действительно стала считать себя редкостным чудом ума и остроумия, неумеренные хвалы моих почитателей быстро убедили меня и в том, что я исключительно хороша собой. Мужчины, и молодые и в зрелых годах, следили за каждым моим шагом и всякий на свой лад старался завоевать меня. Они-то и сделали меня гордой и заносчивой, не понимая, что именно благодаря этой гордости обречены на поражение их раболепные или наглые домогательства, их неуклюжее лицемерие, их обожествление моего облика и достоинств, за которыми я видела пренебрежение не только ко мне самой, но и ко всему женскому полу. Вскоре я прониклась презрением к этим своекорыстным людям без сердца и чувств и находила удовольствие в том, чтобы не скрывать от них своего презрения, мое торжество и издевка стали подконец столь явными, что искатели один за другим отступились, а обо мне пошла слава мужененавистницы. После того у меня появились другие и лучшие почитатели, и в некоторых из них я замечала прелести и свойства ума, которые меня привлекали, однако хоть встречала я их с радостью, но провожала спокойно, не печалясь. Этим спокойствием своего сердца я более всего гордилась, я полагала, что все слышанное мною о любви — всего лишь выдумка восторженных поэтов. Не могу отрицать и того, что я порою играла чувствами какого-нибудь юноши, с радостью наблюдала, как он ловит каждый мой взгляд, однако не замечала и не разделяла его беспокойства, его пылкости и его печали. Но тот, кого судьба послала покарать меня, был уже на пороге. Сюда приехал молодой рыцарь, родом, как он говорил, из Франконии. Никогда еще не видела я мужчину, в котором было бы столько достоинства и любезности: его спокойный, серьезный и пламенный взгляд, его чудесная улыбка, звучный голос и самый выбор слов, его походка, осанка, манера одеваться — все, все в нем приводило меня в смятение; не могу описать вам, какая тревога охватывала меня в его присутствии, какой сладостный испуг, какое мучительное блаженство овладевали мною, когда он стоял или сидел передо мной; вся моя душа принадлежала ему еще до того, как я поняла, что это чувство, которое попеременно то возносило меня ввысь, то изничтожало все мои силы, и называется любовью.
Я устрашилась и в то же время трепетала от радости, вымолвив в глубине сердца это чудесное, это волшебное слово.
Подобно тому как путник, бредущий в жаркий день по широкому полю, усталый и изнемогший, мечтает о сладостной прохладе рощи и шелесте тенистых дерев и жаждет прогуляться в густой зелени, все дальше проникая в чащу ее запутанных лабиринтов; подобно тому как, мучимые жаждой, мы с вожделением представляем себе горный родник, ключ, бьющий с веселым журчаньем, и нам чудится, что мы никогда не напьемся досыта этой сладостной воды, так и моя разгоряченная душа стремилась спастись глубоко в ласковой прохладе его внутреннего мира, в богатстве его неземных мыслей и чувств, чтобы, приникнув к роднику его чистейшего сердца, утолить жажду, которая дотоле мучила меня в пустыне мира, хоть сама я и не ведала, что умираю от жажды. Прелестные беседки, затененные вьющимися растениями и оглашаемые пением птиц; скалистые ущелья, где шумят водопады; чудеса дальних краев, которые часто угадывала моя душа; чистые восторги, лучезарно охватывающие нас, когда мы слушаем песни, смотрим на картины: все это многообразие сочеталось для меня в его присутствии, которое наполняло меня целиком, удовлетворяло все мои чувства. Значит, до сих пор я не жила? — спрашивала я себя. — Та Сигизмунда, которая тогда размышляла, мечтала, пела, была не я, а другая? Ведь только теперь я нашла свою душу, нашла себя самое, а прежняя жизнь лежит позади меня как дикая степь, как пожарище, и лишь сейчас я очутилась в прелестнейшем саду, полном цветов, деревьев, журчащих фонтанов, весеннего света, сияния звезд и луны. Сколь сладостно было сновидение, в которое обратилась моя жизнь! Весь мир растворился в трогательной нежности.