Странствия Франца Штернбальда

       Кого я нянчу в тишине?
Кто ласково улыбается мне?
Малыш зовется Любовью!
Малыш у меня на коленях согрет.
В его глазенках небесный свет.
Небесной вызван Любовью.

       Кудрявится шелк золотых волос.
Губы светлее и ярче роз;
С цветами схожи ланиты.
Небом насыщен его поцелуй.
А в смехе журчание райских струй.
Пение Божьей свиты.

       Ты любишь меня? Лепечет он: да!
Однако в глазах у него вражда;
Он бьет меня больно, мне жутко.
О злое дитя! Ты, значит, лукав?
Куда девался твой кроткий нрав?
Ты думаешь, это шутка?

       Смеется младенец подстать палачу:
«Тебя я любить не хочу, не хочу!»
Ребенка на пол сажаю.
И начинает вопить пострел:
«Поцеловать я тебя хотел.
Я тебя обожаю!»

       Я на руки вновь ребенка беру.
Но ласки ребенку не по нутру.
Барахтается проказник;
Я жалобных криков боюсь всерьез.
Пугаюсь этих горючих слез.
Замучил меня безобразник.

       Изнемогаю в тщетной борьбе.
Желаю смерти ему и себе;
Баюкаю, как умею.
И в миг стихает мой лютый гнев.
Когда замолкает он, присмирев.
Наказан любовью моею.

       Он дремлет, вздымается тихо грудь.
Его дыханье могу я вдохнуть.
Любуюсь я недотрогой.
Малыш не дерется, малыш недвижим.
Да что же это такое с ним?
Охвачена я тревогой.

       А что если это смерть, а не сон?
Целую его, и беснуется он.
Начинаются прежние шутки:
Бросается он ко мне на грудь;
То друг я, то враг; нельзя мне вздохнуть.
И в этом проходят сутки.

Невозможно описать выражение, с которым она пропела эти строфы, родившиеся у нее, по-видимому, в тот самый миг. Франц не мог оторвать от нее глаз. Она встала и, утомленная, оперлась о его руку, весь путь среди деревьев до замкового сада он должен был поддерживать ее.

— Еще раз благодарю вас за утешительное известие, — сказала она, пожав ему руку, и, пританцовывая, вошла в дом.

Франц долго глядел ей вслед, потом ушел в уединенную беседку и, сидя там, задумался о тех удивительных чувствах, которые пробудило в нем ее переменчивое поведение, ее прелесть и ее рассказ. В беседку вошел юноша Арнольд, увидев Франца столь глубоко погруженным в раздумья, он спросил:

— Ну, юный живописец, как дела? Почувствовали вы уже, как смыкается вокруг вас волшебная сеть, из которой вскорости вы уже не сможете ускользнуть, если только у вас не хватит смелости разорвать ее немедленно? Сегодня я смотрел вам вслед со смешанным чувством ревности и сострадания; признайтесь, что вы находитесь на опасном пути.

Франц чистосердечно рассказал ему обо всем, что произошло, не умолчав и о впечатлении, какое произвели на него красота и очаровательная живость графини.