Страга Севера

Становилось ясно, что «папа» подозревает его в связи с Интернационалом…

– Но я не давал задания шпионить за мной. – «Папа» метнул микрофон с присоской в окно – «прилипала» почти беззвучно легла на стекло. – Разумеется, Эдуард Никанорович, сказать вам нечего. Однако и об этом поговорим позже. Попробую поставить вопрос иначе. Я не рассматриваю существование Коминтерна как вредной или враждебной организации. Наоборот, считаю его единственной реальной силой, способной управлять миром. Бороться с ним бессмысленно, да и не нужно. Коминтерн давно уже диктует политические и межгосударственные экономические отношения. Только он знает, где начнется война, где она закончится и в чью пользу, где и какой кандидат получил большинство на президентских выборах и почем будет баррель нефти через три года… Не стану скрывать, Эдуард Никанорович: я давно ищу прямой выход на представителей Коминтерна. В России они предпочитают действовать нелегально и не идут на контакт с политиками, но всегда имеют возможности воздействовать на них. Создавая ваш специальный отдел, я уже знал, в чьих руках находится золотой запас. А вы и ваши люди нужны были мне как раздражитель. Рано или поздно вы обязаны были почувствовать, что золото не разворовали, не растащили в карманах, что в мире существует эта вездесущая и всемогущая сила. Признаюсь, я следил за каждым вашим шагом и убежден, что вы, Эдуард Никанорович, вышли на прямую связь с Коминтерном. И теперь выполняете его волю, особенно в последнее время. А поскольку вам было рекомендовано установить за мной наблюдение и прослушивание, я сделал вывод, что моей персоной заинтересовались. Так ли это?

– Так, – признался полковник. – Но больше не спрашивайте ни о чем.

– Понимаю, – многозначительно проронил патрон. – Причина единственная – мое влияние на первых лиц в государстве… Эдуард Никанорович, вы могли бы постепенно вывести меня на Коминтерн? Или как там он называется?.. Организовать встречу с представителем?

– Это невозможно, – заявил Арчеладзе. – Организация, которую вы называете Коминтерном, сама избирает, с кем встречаться, с кем нет.

– Дорогой Эдуард Никанорович, а вы повлияйте! – напористо сказал патрон. – Они тоже люди и поддаются влиянию. Думаю, это у вас получится.

– Не хочу лежать в мусорном баке со струной на шее.

– У вас нет выбора, генерал. Лежать в моем предбаннике тоже не очень-то приятно, – намекнул «папа». – И Капитолина просит вас быть сговорчивее…

– Капитолина? – вздрогнул полковник.

– Да… Пока вы ищете возможность связать меня с Коминтерном, она поживет… отдельно от вас.

– Постараюсь что-нибудь сделать, – проговорил Арчеладзе. – Но не обольщайтесь, нет никакой гарантии…

– А вы постарайтесь! – посоветовал патрон. – Когда нужно, вы очень изобретательный человек. Например, для меня загадка – каким образом вы умудрились подменить золотой значок у Зямщица. Но меня не интересуют секреты вашего искусства. Важен результат!

18

Стратиг глянул через плечо, нависающие брови закрывали глаза.

– Повтори.

– Не изменяй судьбы, – попросил Мамонт. – Я знаю свой рок…

– Ты знаешь свой рок? – медленно проговорил Стратиг. – Забавно слышать… Ну что же, идем!

Он вынул из-под лавки топор, попробовал лезвие пальцем и, не оглядываясь, направился к двери. Из гостиной был еще один выход – через парадное крыльцо, выводящее к реке. По этим коридорам и лестницам давно не ходили, кругом лежала пыль, вздымавшаяся под ногами. Стратиг отвернул массивные медные запоры и толкнул высокую створку: вечернее солнце било в глаза, на воде лежал его багровый след. По-осеннему огненный старый парк полыхал над головой.

– Смотри на солнце! – приказал Стратиг.

Смотреть на солнце уже было не больно: окутанное вечереющим небом, оно утратило ослепительный свет. Мамонт смотрел не мигая, и все-таки глаза начали слезиться. Он зажмурился и увидел пурпурный диск с четырьмя лучами, стоящими друг к другу под прямым углом.

– Видишь свой рок?

– Вижу…

Стратиг молча срубил сучковатое деревце, точными ударами отсек ветви и вершину. Получился посох.

– Вот тебе твой рок, ступай!

– Куда?

– На все четыре стороны.

Мамонт сморгнул слезы, нетвердой рукой взял посох:

– Что же, я повинуюсь року.

– Теперь ты не станешь укорять, что я изменил судьбу?

– Нет, Стратиг.

– Ура!

– Ура, я Странник…

Он повернулся спиной к солнцу и пошел на восток. Мрачный взгляд Стратига холодил затылок, и даже когда парковая дорожка скрылась за черными стволами лип, Мамонт ощущал его и сдерживался, чтобы не оглянуться. Он вышел на высокий и ветреный берег Волхова и остановился, опершись на посох. Темная вода играла багровыми бликами, словно осколками разбитого сосуда. Через несколько минут солнечная дорога истаяла, погрузилась в воду, и с востока, из-за реки, начал медленно подступать мрак.