Страга Севера

Часто под ногами он замечал следы зверей, лосиные тропы, дорожки, набитые коровьими копытами, однако не встречал ни единого человеческого следа. Лишь однажды за целый день неожиданно встал на пути каменный скотный двор, выстроенный на отшибе утлой деревеньки. Огромный, приземистый сарай располагался поперек движения и утопал в навозной жиже. Можно было обойти его стороной, но Мамонт, повинуясь внутреннему ощущению пути, пошел через грязь, влез в окно скотника и, ступая мимо теплых коровьих боков, миновал и эту преграду. Волчий запах от дохи, похоже, не выветрился, и коровы заметались на привязях, загремели цепями, и протяжный рев еще долго слышался за спиной.

И только вечером, на закате, когда впереди оказалась широкая река без мостков и бродов, но с багровым солнечным следом, соединяющим берега, Мамонт увидел человека – первого за целые сутки пути! Высокий седой старик занимался делом странным – кормил огромную стаю диких гусей. Он ходил по берегу с мешком и щедрой горстью разбрасывал зерно. Птицы без всякой опаски окружали человека плотным широким кольцом, орали, лезли друг на друга, хватая корм, а он спокойно, даже меланхолично опрастывал мешок за мешком.

Мамонт направился к нему, обнаружив, что осторожные птицы совершенно не боятся и его, с неохотой уступая дорогу.

– Ура! – сказал Мамонт осипшим от долгого молчания голосом. – Я Странник.

– Ура, – отозвался старик, занятый делом.

Гуси бились о ноги, жадно поглощали корм и своим ором заглушали голоса. Наконец старик вытряс на землю последний мешок и взглянул на Мамонта:

– Вижу, что Странник… Но дальше пути тебе нет. Снимай главотяжец!

Ступить было невозможно ни назад, ни вперед: вокруг плотно сидели тысячи птиц и их шевелящиеся спины покрывали землю…

– С легким паром! – усмехнулся Воробьев и распахнул дверцу машины перед Арчеладзе. – Прошу, генерал!

Полковник не обратил внимания на иронию, сосредоточенный и мрачный, оттолкнул Воробьева и сел за руль.

– Повтори-ка последние слова Нигрея.

– Последние слова?..

– Записанные у тебя на автоответчике!

Воробьев наконец заметил взрывное состояние шефа и произнес настороженным голосом:

– «Передай шефу… снова был в музее одного художника… Клиент прежний. Едем в аэропорт Шереметьево…»

– Куда? – вскинулся Арчеладзе.

– «В аэропорт Шереметьево, – сказал Воробьев. – Все повторяется».

– Что повторяется?

– «Все повторяется», – процитировал он. – Так в записи… Нигрей сказал.

– Теперь понятно, – выдохнул полковник и погнал машину под склоненную рею шлагбаума. – Зямщиц встретил в Шереметьеве нового миссионера… И привез его сюда! Все повторяется…

Оставив позади охраняемую дорогу – подъезд к правительственным дачам, Арчеладзе остановил машину на обочине и уткнулся лицом в руль.

– Ну, с-суки, вы у меня поплачете! Я вам устрою баню! – сквозь зубы выдавил он.

– Что случилось, Никанорыч? – встревожился Воробьев.

– Нигрея застрелили… Не могу! Садись за баранку!

Они поменялись местами и несколько минут сидели молча.

– Куда едем? – наконец спросил Воробьев. – Не стоять же…

– Витька видел миссионера, потому и хлопнули, – тяжело проговорил полковник. – И «папа» видел… Но договориться с ним не смог. Ух, с-суки… Не прощу им Витьку! Еще бы Капитолину вырвать у них! Развязать руки…

Воробьев снова выдержал паузу и спросил:

– Куда ехать-то?..

– Что ты раскудахтался?! – закричал Арчеладзе. – Не знаю куда! Не знаю!

– Какого хрена мы стоим тут?! – возмутился Воробьев. – Надо действовать! Ты же командир! Командуй! Привык темнить, все сам, сам!.. Мы вечно как пешки у тебя!

– Помолчи, – тихо оборвал его полковник. – Дай мне привыкнуть. Витьку же убили… А я ему когда-то «мочалку» давал! Своей рукой!

– Хватит, Никанорыч! – отрезал Воробьев и запустил двигатель. – Они что, Капитолину взяли заложницей?

– Взяли… Это Комиссар! Только он мог!.. Наверняка заперли на какой-нибудь конспиративной квартире.

– Я помню адреса. Могу вспомнить…

– Это хорошо, – одобрил, но тут же разочаровался полковник. – Что дальше?

– Выручим… Капитолину, – не сразу сказал Воробьев. – А потом…

– Что потом? Сразу поставим себя вне закона!

– А мы уже и так поставлены вне закона, – вдруг заявил он. – О каких законах речь, Никанорыч? Посмотри вокруг!

Арчеладзе мысленно согласился с ним: игра, предложенная «папой», не имела ничего общего ни с государственной политикой, ни с какими бы то ни было правилами приличия. Все это напоминало мафиозные разборки, крутую конкуренцию бандитских шаек, где хороши все средства. Правда, оставалась еще некая атрибутика государственного уровня – официальные органы, воинские звания, субординация, и это всегда смущало, а следовало бы давно признать полное беззаконие и авантюрность действий высокопоставленных чиновников. И поступать соответствующим образом…

Но как не хотелось верить в это!

– Поехали в отдел! – вдруг скомандовал Арчеладзе. – Ты вспоминай адреса. Я займусь новым миссионером!