Страга Севера

– И ты выбрал дорогу на восток? Пошел к «Стоящему у солнца»?

– Да… Сначала я отыщу Валькирию! А потом…

– Но почему же идешь на запад?

Мамонт огляделся и вдруг понял, что потерял способность ориентироваться в пространстве. Над головой кружился рой звезд: Вселенная смешалась, и один лишь Млечный Путь кое-как угадывался на небе. Он зажал ладонями глаза, помедлил, стараясь согнать запечатленную зрительной памятью картину, и вновь глянул вверх – перед взором плыли незнакомые созвездия, словно он оказался на другой планете.

– Что это? – спросил он, чувствуя озноб.

– Четыре стороны света, – объяснила Дара. – Ты видишь сразу четыре пути. И можешь странствовать вечно… Но никогда не придешь туда, куда хочешь. Стратиг отпустил тебе участь Странника-колоброда. Я предупреждала тебя, милый…

– Прошу тебя! – Он схватил руки Дары. – Проводи меня на Урал! Я хочу найти Валькирию! Помоги мне!

– Наклони голову, – попросила она.

Мамонт покорно склонился и ощутил на голове тугой обруч, сдавивший лоб, виски и затылок. Машинально он потрогал рукой волосы и ничего не обнаружил.

– Это главотяжец, – сказала Дара. – Пока ты в странствии, не снимай его. Сначала будет больно, неловко, но скоро привыкнешь.

– Но я ничего не чувствую. – Мамонт потер лоб, виски. – Где он?

– Осторожно, не порежь руку, – предупредила Дара и чуть опоздала – с пальцев Мамонта закапала кровь.

Тончайшая, невидимая нить ранила, словно лезвие бритвы, однако, сжимая голову, чудесным образом остановила вращение Вселенной. Все стало на свои места – звезды, созвездия, стороны света…

– Теперь иди и ничего не бойся, – удовлетворенно проговорила Дара. – Прощай, милый!

– Что же будет с тобой? – спохватился Мамонт. – Где найти тебя?

– Ищи Валькирию! Я свидетельствую: ты сохранил ей верность!

– А как же ты?..

– Мой урок один на всю жизнь, – печально улыбнулась она и отступила на шаг. – Спасибо, милый! Возле Вещего Зелвы я грелась в лучах Знаний, возле тебя – в лучах любви.

– Ты уходишь?! – Мамонт подался к Даре, но не дотянулся: она отступила еще на шаг.

– Уходишь ты, Странник. Я остаюсь. – Она открыла дверцу машины, вытащила волчью доху – подарок Стратига. – Возьми! Скоро зима, тебе будет холодно… Возьми! Стратиг не зря одарил тебя! Он уже тогда предугадал твою судьбу! И ничего не смог изменить!

Дара оставила доху на земле, отступила к машине. Дверца захлопнулась, и вспыхнули яркие красные огни.

– Ура! – послышалось сквозь гул двигателя, и на миг в неверном свете мелькнула поднятая рука.

– Ура! – отозвался он вслед отъезжающей машине и вскинул посох.

«Линкольн» унесся во тьму, разрезая ее лучами фар. Когда исчезли из виду задние габаритные огни, Мамонт поднял с земли волчью доху, набросил на плечи и стал подниматься по высокому откосу к железнодорожному мосту. Путь на восток начинался на той стороне Волхова…

Железные дороги стягивали землю, как незримый главотяжец голову, и, наверное, лишь потому человечество не потеряло еще способность ориентироваться и передвигаться в пространстве. Люди тянулись к стальным магистралям, как когда-то тянулись к рекам и обживали берега; глубинная территория пугала человека, утратившего естественные земные и высшие космические Пути. Боязнь неизведанного пространства удерживала его вблизи грохочущих железом дорог, с которых невозможно было свернуть, не потерпев катастрофы. Благие намерения сковывали человеческую исконную страсть к свободному движению; физическая скорость преодоления пространства подменяла истинную, соразмерную с человеческой жизнью. И как следствие, резко сократилось и Время, и Пространство – народам становилось тесно на земле, хотя огромные территории оставались пустынными, безлюдными, как и несколько тысячелетий назад.

Жизнь вдоль искусственных магистралей на планете не обладала житийностью и быт – бытием…

Сучковатый посох неведомым образом точно нащупывал впереди дорогу даже в том случае, когда Мамонт шагал по темным, сырым лесам. Оторвавшись от железнодорожной магистрали, он ощутил наконец полное одиночество и благодатный покой. Правда, составы все еще громыхали где-то слева, но больше не тревожили; шумный стальной мир существовал сам по себе…

Время от времени Мамонт вскидывал голову и отыскивал по звездам восточное направление, хотя в этом не было никакой нужды: неведомым внутренним чутьем он точно выдерживал путь.

Вместе с восходом солнца слетела легкая сонливость, ноги стали легче, а главотяжец уже почти не ощущался, опутанный лесной паутиной – следами прошедшего бабьего лета. Мамонт шагал без всякой дороги, от жнивья до жнивья, от увала к увалу, мимо тихих полупустых деревень, пересекая проселки, ручьи и мелкие речки. Полегчавший посох отмеривал сажени, веселил руку и, словно намагниченный, все тянул и тянул вперед.