Стелла Крамриш, Присутствие Шивы

Дикий Охотник — это Рудра, бушующее пламя, которое набрасывается, выпускает стрелу в критический момент. И все же не предотвращает и не уничтожает содеянное Отцом. Он расстроил деяние Отца лишь частично; или он сам был его соучастником? Рудра — это Агни. Огонь бушует в нем. Внутренний огонь Рудры — это также его тапас, жар йогической аскезы, господином которой он является. Рудра — свирепый охотник (astr). Это слово означает метателя оружия. Оно не имеет отношения к луку. Слово, обозначающее стрелка, — isvasa, метатель стрел. Своей стрелой Рудра поражает в момент порождения будущей жизни Отца, изливающего себя в творение и разрушающего этим действием состояние, предшествующее возникновению мира. Рудра стал причиной того, что семя Отца упало на землю. Но не за свое ли собственное деяние мстил тогда стрелок? Как Агни, он своим собственным жаром приготовил семя для Отца. Теперь он нападает на Отца. Айтпа-рея-брахмана свидетельствует, что семя Отца проливается обильно, образуя озеро, окруженное и поглощаемое Агни, и «тот бог» ужаса, созданный богами, заявляет свое право на все, что осталось на месте пожара⁹⁵. «Тот бог», Рудра, потребовал то, что принадлежит ему как Пашупати и как Вастошпати. Как страж и господин места, он претендовал на то, что оставлено на месте. Оставленное принадлежит ему, ведь именно он стал причиной падения семени. События следовали одно за другим. Они заложены в готовом виде в значении мантр Ригведы и занимают значительное место в изобразительных искусствах, когда посредством «непрерывного» или «единолокального» рассказа один рельеф или живописное изображение показывает различные эпизоды или фазы истории. Как части истории, они выложены одна рядом с другой. Их одновременное присутствие демонстрирует всю историю, и каждая вербальная версия проясняет ту или иную часть мифа.

Рудра есть Агни, Огонь, воспламенивший первую в мире страсть и обратившийся против самого себя при поглощении ее последствий. Небесный Отец — только сосуд, в который он помещает свою поглощающую энергию. Все, что пламя оставляет в нем, это гнев.

Начиная с поздневедической эпохи темой этого мифа о творении человека считается инцест между Отцом и дочерью. В начале вещей, однако, когда существовали только Отец и сотворенная им (или отделившаяся от него) дочь, едва ли возможна речь об инцесте. Кроме того, осуждение инцеста предполагает существование общества с господствующими ценностями, в соответствии с которыми оценивается все происходящее. Рудраический миф о творении не является утверждением или отвержением общественных условностей. Боги из Раудра-брахмана оценивать что-либо с нравственной точки зрения не пытались. Напротив, об этом происшествии, нарушении предсуществовавшей целостности, боги в своем прозрении создали поэму, обладающую магической мощью, и из ткани своего творения они сформировали господа жилища, Вастошпати, хранителя сакрального порядка. Семя упало на землю, на место

жертвоприношений, откуда человек и боги посредством жертвоприношений восходят на небо.

Матсья-пурана составлена во времена, равноудаленные как от ведической, так и от современной эпохи, в III—V вв. н. э. В ней царь размышляет о страсти Творца к своей дочери: «Скажи мне, почему не считали, что он совершил страшный грех?»⁹⁶ Ответ в том, что лишь людям свойственны подобные сомнения, ибо у них есть физические тела, и им, с их грубыми телами, очень трудно понять акт творения — довременной, божественный и невыразимый. Причиной его было сознание, превосходящее человеческое. Великую тайну понять может лишь разум того же порядка. Богам запреты неведомы, существам же с физическим телом не следует и думать о том, чтобы вести себя подобным образом⁹⁷.

Матсья-пурана снимает с Творца обвинение. Проступок Творца — не его насилие над дочерью. Божественное соитие Отца с дочерью — только символ, метафора онтологической истины. Изначальное существо, ближайшее к целостности Непроявленного, объединяет в себе мужской и женский аспекты. Агни — «бык-корова»⁹⁸, слияние противоположностей, пламенное двуполое божество, огромное, как космос. «Дакша рожден от Адити, Адити — от Дакши» ". Слова, означающие отношения полов, детородные органы — настолько же ясные в своих коннотациях, насколько таинственные в своих импликациях, смыслах, подтекстах — служат универсальными символами процесса творения. В этом контексте плотское соединение, возбуждение, рождение — метафоры, повествующие о событиях, где превосходятся пределы возможного и допустимого для смертных. Подобные образы поражают, поскольку касаются таких сочетаний и взаимодействий пружин жизни, которые неизвестны смертным и даже не могут быть ими восприняты. Метафоры человеческих тел, символически перенесенные на животных или на невоплощенные сущности, вступают в комбинации, играющие на струнах значений и вызывающие глубочайший резонанс.