В то время как Горбачёв вёл борьбу на два фронта – против консерваторов и против Ельцина, которого всё ещё называл «леваком», «крикливым популистом», он всё более попадал в позицию обороняющегося. Начиная с 1989 года, он подвергается всё более резким нападкам с разных сторон. 15 марта 1990 года, уже как президент СССР, в интервью газете «Гардиан» Горбачёв счёл нужным заявить, что он (ещё) считает себя коммунистом, хотя часть власти партии передал Съезду народных депутатов, который избрал его президентом СССР. Но в этом он видит возможность демократического возрождения системы. О том, что вся система оказалась в беде, Горбачёв впервые заговорил публично в мае 1990 года, сказав, что «социализм в опасности». Причиной этого опять-таки назвал только Ельцина и его окружение. Вместе с тем главным противником «социалистических реформ» и в это время он считал «консерватизм» и «консерваторов». Таким образом, Горбачёв делал выводы не из политических разногласий, лежащих в глубине конфликта, ведь он даже не намекнул на то, что «левак» Ельцин к этому моменту уже совершил поворот вправо, став сторонником рынка. Горбачёв ради борьбы за власть затуманил основные противоречия реального развития. Даже тогда не расставил он чётко «фронты», когда, будучи президентом СССР, противостоял Ельцину в связи с навязыванием «независимости России». Теоретически он так никогда и не понял, или же по тактическим причинам умолчал(?), что «модернизация» и социализм – это разные пути развития. Модернизация в теоретическом плане, по сути, отражает систему ценностей капиталистических центров, в то время как теоретическая разработка социализма, согласно принятой системе ценностей перестройки, была синонимом общественного самоуправления. Это раньше подчёркивал и сам Горбачёв.
Наконец, был памятный референдум (17 марта 1991 года), формально закончившийся победой Горбачёва. Был поставлен вопрос о сохранении Советского Союза, но в действительности процесс разложения лишь углубился. Поскольку усилилось желание местных элит укрепить свою власть, обострились противоречия между центром и регионами. Политическое разложение усилилось и за счёт того, что Горбачёв для своих политических манёвров искал поддержку среди центральной и региональной партийной элиты, которая затем вовлекли его в запутанный мир борьбы за личную власть. Федеральную власть превратили в объект простого торга, купли-продажи. Генсек-президент – в силу разных причин – не получил должной поддержки ни от центральной элиты, ни в регионах, поскольку и там, и там были им недовольны. Ельцин, как президент России, сознательно ускорил процесс дезинтеграции. Горбачёв остался без серьёзных аргументов, поскольку вопрос обустройства государства он поставил только в юридической и политической плоскости, разделил проблему государственных структур и вопрос общественного устройства[243]. А это лило воду на мельницу Ельцина, который в течение 1990 года безоговорочно встал на сторону местных региональных элит, их интересов. В течение десятилетий формально федеративное устройство советского государства скрывало тот факт, что суверенитет союзных республик носит фиктивный характер. Известно, что структура государственной централизации закостенела ради выполнения задач централизованного накопления капитала и «государства благосостояния». Перестройка не могла не затронуть структуру государственного строительства. В рамках Российской Федерации для защиты республиканских региональных структур самостоятельной ценностью объявили этническую принадлежность, «аутентичным» рупором, хранителем которой являлась, естественно, властная элита. Исполнительная власть Российской Федерации также ссылалась на националистическую защиту «русских ценностей». Документ от 12 июня 1990 года «Декларация о государственном суверенитете РСФСР» объявил о приоритете местных республиканских законов над федеральными. Это стало началом конфедеративного развития централизованного государства, что в действительности означало не модернизацию системы советских государственных учреждений, а, в конечном счёте, их демонтаж. Таким образом, «декларация о суверенитете» России уже была документом демонтажа Советского Союза, который внушал идею, будто распад на национальные государства должен облегчить интеграцию в мировую экономику.