СССР. Незавершенный проект

Военная гонка, распространившаяся и на космос, представлялась естественным последствием биполярного миропорядка; внутренние реформы наталкивались на эту систему условий, на сопротивление бюрократии и рабочей силы, которая по большей части проходила социализацию в сталинские времена. На практике Хрущёв, следовательно, очень немного мог сделать в области создания добровольных производственных объединений, рабочего контроля на предприятиях, проведения обобществления государственной собственности. Оставалась авторитарная система, дополненная рыночными элементами и бюрократическими реорганизациями, попытками децентрализации. Однако вряд ли можно было рассчитывать на стабилизацию международной разрядки в период кубинского кризиса, советско-китайского конфликта. То есть, говоря упрощённо, внутренние и внешние властные вызовы оказались сильнее попыток, направленных на обобществление государственной собственности. Более того, постепенное формирование «государства благосостояния» усиливало позиции, авторитет государства и в глазах населения провинции. Внутренние силы, стремящиеся к обобществлению, не могли организоваться. Вспомним разгром рабочей демонстрации в Новочеркасске в 1962 году. Обобществление сделало бы ненужной огромную армию государственной, партийной и менеджерской бюрократии, поставило бы под вопрос её привилегированное общественное положение. С провалом хрущёвской «перестройки» возможность такого эксперимента исчезла. После этого по всей Восточной Европе для реформирования государственной собственности возможным решением становилось лишь расширение товарно-денежных отношений. Рабочие советы в Венгрии 1956 года, или польское «рабочее самоуправление» 1980 года «сгорели» в огне борьбы за власть.

В эпоху Брежнева в условиях внешнеполитической экспансии бюрократические структуры вновь окрепли, и – при неблагоприятном международном воздействии – способствовали замедлению экономического роста. После попыток реформ Либермана и Косыгина вновь оказалось, что рыночное «дополнение» государственного социализма при неприкосновенности государственной собственности обречено на провал[236]. Когда в 1964 году к власти пришёл Брежнев, мировая экономика ещё была на подъёме, а Советский Союз мог гордиться реальными успехами в «догоняющем развитии». В экономической и социальной плоскости сократился отрыв от Запада. Начиная с середины 1970-х гг., однако, отрыв вновь увеличился, с замедлением экономического развития население Советского Союза столкнулось с непривычным периодом «застоя». Нужно было время, пока пролился свет на главные беды.

Однако кризис системы во второй половине 1980-х годов сделал неизбежным использование всего накопленного опыта. Вопрос собственности, который не возникал в ходе экспериментов с реформами в 1968 г. ни в Венгрии, ни в Чехословакии, не мог стать основополагающим практическим вопросом, но скрытно он присутствовал в течение десятилетий за всеми реформаторскими идеями. Когда к концу 1980-х гг. в Советском Союзе разросся кризис системы государственного социализма, уже нельзя было не думать о переосмыслении, практической постановке проблемы собственности, в том числе частной и общественной собственности. Однако по сравнению с 60-ми годами мир сильно изменился. Основы государственного социализма, структура советской промышленности и сельского хозяйства вместе с отношениями собственности возникли в 1930-е годы, то есть при совершенно иной системе условий мировой экономики.

В отличие от 1960-х гг., когда мировая экономика стремительно шла вверх, а советская экономика в результате «догоняющего развития» реально сократила своё «отставание» от Запада, в 1980-е гг., в мире «неолиберальной глобализации» Советский Союз, опускаясь всё ниже по спирали, утратил шанс «догнать». Разрядка 1960-х гг. основывалась на определённом военном паритете, а в 1980-е гг. советская экономика уже не была в состоянии поддерживать этот паритет. Ничего не могло оставаться по-старому.

Перестройка в 1985 году началась с реформы системы государственного социализма, а после развала системы и Советского Союза завершилась реставрацией капитализма. Эйфория начала процесса не учитывала того, что в странах капиталистического центра в 1980-е гг. закончился цикл развития, который в предшествующие годы позволял существовать кейнсианскому «государству благосостояния». Но тогда ещё мало кто видел подлинное значение такого хода событий с точки зрения всего мирового развития. Это касается и шестилетней истории перестройки: чем дальше уходим мы от неё во времени, тем яснее видны особенности, существенные черты её истории, причины провала.