— Разве уснешь? — Она помолчала. — Поговорить хочется.
— Говори. Только шепотком, чтоб Славика не разбудить.
Она подошла, присела на мою постель.
— Страшно.
— На фронте страшней было.
— Набежит милиция, допросы начнутся, в свидетели запишут.
— Без этого не обойдется.
— Не хочу! — выкрикнула Степанида. — Вдруг сберкнижку найдут и деньги отымут.
— Не кричи, — строго сказал я и добавил: — Не беспокойся за свои деньги — не отымут.
Несколько мгновений Степанида молчала — обдумывала что-то, потом призналась:
— Много их у меня — всю жизнь откладывала. Зарок был — тридцать тыщ скопить. Хочу домик и коровенку купить, сколько лет про это мечтала. Еще бы полгода — ровнехонько было бы. А сейчас решила — баста! — Она снова помолчала и деловито произнесла: — Есть, Николай Тимофеевич, к тебе предложение: как кончится эта напасть, уйдем отселе, вместе жить будем. Ты мужчина самостоятельный — это я давно поняла. Ты не думай, что я какая-нибудь, я всегда соблюдала себя, за все года только с одним согрешила. Давно это было, когда я еще в прислугах жила. Ходил ко мне человек, на три года моложе. Замуж звал. Я отказала ему — побоялась хлебное место потерять. А теперь жалею. Если даже того человека на войне убило, ребеночек остался бы — все же не одна. Страшно одной жить! А сойтись с кем попало не могу. Лучше тебя никого не найти. Завтра куплю хорошее платье, волосы расчешу — не узнаешь. Ты пощупай, какие груди-то у меня, как у молоденькой.
В последних словах было бесстыдство, но в темноте мужчины и женщины не такое друг другу говорят. Я почувствовал прикосновение ее бедра, маленьких упругих грудей, хотел обнять Степаниду, но она вдруг сказала:
— На кой тебе Ксютка и этот самый Славик? У нас свои детки будут.
Если бы Степанида промолчала, то я, наверное, не устоял бы.
— Пусти-ка, — прохрипел я. — Надо Лешку встретить.
— Останься, — попросила Степанида.
Я не ответил. Перед тем как выйти, снова на Ксюшу глянул, полотенце сменил.
Звезды потускнели — рассвет приближался. Было слышно, как шумит ручей. Я курил и думал: «А что будет, если доктор откажется в такую даль идти, если Лешка один вернется?» Когда окурок пальцы обжег, бросил его, ногой растер. Оглянулся — позади Степанида стоит. Жалко мне ее стало. Спросил:
— Чего поднялась?
Она поправила платок, пробормотала:
— Видно, на роду мне написано: всю жизнь одной быть.
Я хотел сказать ей что-нибудь ласковое, но все хорошие слова в этот миг повыскакивали из головы.
Появился заспанный Витек.
— Отдохнул? — обрадовался ему я.
— Васька разбудил. Катался по хижине, хотел веревки перетереть.
— Надо пойти посмотреть, — забеспокоился я. — Не ровен час — освободится и убежит.
— Не убежит, — сказал Витек. — Я его палкой стукнул.
— Не зашиб?
— Нет.
— Зря, — огорчилась Степанида. — С тебя, недоумка, никакого спроса не было бы, а нас засудили бы.
— Помолчи! — разозлился я. — Суд определит наказание. Наше дело — властям Ваську сдать.
С горы камушки покатились. За этой горой дорога была. Какая она, я и представления не имел, потому что с поврежденной ногой не мог на гору взобраться. А Лешка и Витек говорили, что там дорога хорошая, прямо в город ведет, только добраться до нее трудно — гора крутая.
Я думал, что Лешка доктора по берегу приведет, а они, видать, на машине подкатили. Витек крикнул:
— Эй!
— Не ори, — напустилась на него Степанида. — Вдруг это Васькины дружки.
Я рассмеялся.
— Жулики тишком ходят, а тут — грохот.
Вместе с Лешкой пришли четверо — молоденькая докторша, лейтенант, который насчет квартиры мне посодействовал, и еще двое в гражданской одежде, «Из уголовного розыска», — догадался я.
Лейтенант поздоровался и спросил:
— Васька?
— Он, — подтвердил я.
Лешка поторопил докторшу к Ксюше. Лейтенант включил фонарик. Луч скользнул по стене, остановился на Ксюше. И я сразу понял — мертвая она…
Что дальше было, вспоминать больно. Лешка, будто пацаненок, рыдал, с Витьком припадок случился, даже Степанида выронила несколько слезинок. Лейтенант, как положено, протокол составил, подписаться дал. Попросил погодить с отъездом, сказал, что следствию это очень поможет. Мы пообещали выполнить все, что по закону требуется. Но Степанида нарушила слово — утром укатила, даже одеялко оставила.
Не хотелось отпускать от себя Славика, но все же пришлось на время в приют его сдать — меня и Лешку каждый день в милицию вызывали. Витька не допрашивали — он совсем свихнулся, заговариваться стал, в больницу его положили.
Лешка, как заведенный, твердил, что заместо отца Славику будет. Я сомневался: с горя, думал, так говорит и от молодости лет. Сам собирался Славика усыновить, сказал невзначай об этом Лешке. Он как-то не так посмотрел на меня и больше о Славике не вспоминал. Мне досадно стало: ругнулся про себя, мысленно обозвал Лешку трепачом. Вскоре после этого лейтенант сказал нам:
— Можете уезжать на все четыре стороны. Свидетелей без вас предостаточно.
На следующий день пошел я в приют — хотел потолковать с заведующей насчет усыновления, Она на меня глаза выпучила.
— Забрали малыша.
— Кто-о?
— Отец.