Спасение царя Федора

А нечто подобное в ближайшее время было просто неизбежно. Юстиниан был тяжело болен, и эта болезнь, относящаяся к разряду неизлечимых, именовалась старостью. Его племянник и приемник, сорокадвухлетний патрикий Юстин, пока занимавший придворную должность куропалата*, уже готовился принять трон, но по Городу ходили упорные слухи, что умри Юстиниан – и его наследник переживет его не более чем на несколько часов. До самого Юстина, который уже всерьез планировал стать Юстином II, такие пророчества тоже доходили, и он всячески старался укрепить свое становящееся все более шатким положение, налаживая связи с магистром оффиций Евтропием, а также с патрикием Романом, уже третьим за последние полгода начальником ескувиторов. Впрочем, все понимали, что в случае, если Юстину все же придется иметь дело с великим архонтом Сергием, то все это, по большей части, просто напрасные хлопоты. Лучше бежать куда глаза глядят, пока не началось все самое интересное, или самому броситься на меч, но супруга Юстина Элия София, честолюбивая и вздорная баба тридцати лет, племянница покойной базилиссы Феодоры, не давала ему соскочить с этой бешено несущейся колесницы. Хоть тушкой, хоть чучелком – но пролезть на трон ромейских автократоров. А ведь у нее даже не было сына, которого она могла бы посадить на этот трон после смерти мужа. То есть сын у них с Юстином когда-то был, но потом он нечаянно умер.

Историческая справка: * Куропалат (греч. κουροπαλάτης, от лат. cura palatii «смотритель дворца») – византийский придворный чин. Первоначально – командующий дворцовой стражей, позже – почётная должность. Должность появилась в V веке, а исчезла в правление Палеологов.

Куропалатом был византийский писатель Георгий Кодин, этот же титул носили некоторые правители Грузии и Армении: Давид III Великий, Ашот I и другие.

Последние несколько дней Юстиниану становилось все хуже. В полубреду он то звал покойную супругу Феодору или невесть куда сгинувших Велизария с Антониной, говоря, что у него к ним есть важный разговор. Потом ромейский автократор забывал о только что сказанном и требовал, чтобы к нему позвали армянского евнуха Нарзеса, который должен был привезти ему из диких скифских степей рецепт бессмертия; и тут же ругал слуг за то, что его любимца долго не пропускают в священную опочивальню.

Юстиниан отчаянно не хотел умирать; сердце его еще билось, перед глазами мельтешили тени этого мира. Но его ноздри его уже обоняли запах серы, и адское пламя лизало пятки…. Все, что он делал из благих побуждений, неизменно приносило дурные плоды. Казна государства была разорена тратами на бесполезные постройки, бессмысленные войны, а также разворована фаворитами, так что государство очутилось в долгах у ростовщиков, а армия оказалась до такой степени расстроенной, что государство было подвержено беспрерывным набегам варваров. Как писал Монтескьё в его «Размышлениях о величии и падении римлян» (1734 год): «Но дурное правление Юстиниана – его расточительность, притеснения, вымогательства, неистовое стремление к строительству, переменам, преобразованиям, – жестокое и слабое правление, ставшее ещё более тягостным вследствие его продолжительной старости, составляло действительное бедствие, смешанное с бесполезными успехами и суетной славой.»

Именно эти слова и будут потом выбиты на могильном камне Юстиниана, чтобы даже поколения спустя люди знали, куда уводят благие намерения, если они не подкреплены четким расчетом и необходимым экономическим и политическим потенциалом. Ну а пока, примерно сутки назад, ромейский автократор впал в беспамятство, из которого больше не выходил до момента своей смерти.

И все это время в Священных Покоях, помимо лекарей, готовых засвидетельствовать смерть своего августейшего пациента, присутствовали его племянник Юстин с супругой Элией Софией, ожидающие кончины дядюшки, и патриарх Константинопольский Евтихий, денно и нощно молившийся о душе Юстиниана. И тому была особая причина. Помимо прочего, в последние годы Юстиниан склонялся к ереси автардокетов, то есть «нетленномнителей», которые учили, что плоть Христова прежде Крестной смерти и Воскресения уже была нетленной и не испытывала страданий, а Святой Евтихий обличал эту ересь, обесценивающую искупительный подвиг Иисуса Христа за все человечество. Могло получиться нехорошо – конфликтовать с Юстинианом себе дороже; но вот тот умирает, и вскорости будет вести теологические диспуты с самим Святым Петром.