Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо

В тот день он питался моллюсками: выкапывал их из песка и поедал сырыми. Побродил по мелководью, пытаясь бить рыбу шестом, но поймал только желтого краба. Надо было как-то развести огонь. Он нашел камешки, с виду похожие на кремни, и собрал горку высохших на солнце водорослей. Попытался высечь искру, но только содрал себе в кровь костяшки.

Ночью он слышал оленя и никак не мог заснуть: все думал и думал. Наконец за стеной тумана рассвело, и Кент поднялся, напился из ручья и поел еще моллюсков, раздирая их белоснежными зубами. И снова началась борьба за огонь. Кент жаждал огня так, как никогда не жаждал воду, но все было напрасно: кровь капала со сбитых пальцев, а нож без толку чиркал по кремню.

С головой тоже было что-то неладно. Казалось, белый пляж вздымается и опадает, как огромный ковер на ветру, а птицы, бегавшие по пляжу, вдруг стали большими и жирными, как куропатки. Кент гонялся за ними, швыряясь раковинами и кусками плавника, пока не почувствовал, что валится с ног: пляж – или ковер, или что там это было – так и ходил ходуном, долго по такому не побегаешь. Той ночью олени будили его несколько раз: Кент слышал, как они плещутся в ручье, храпят и хрустят ветками. Наконец, он вскочил и попытался подкрасться к ним, держа нож наготове, но оступился, упал в ручей и только тут сообразил, какая это глупая затея. Дрожа, он побрел обратно к лодке: дорогу пришлось искать ощупью.

Настало утро – и он снова пришел к ручью, напился и полежал на песке, пестревшем свежими следами копыт, похожими на сердечки. Потом набрал моллюсков и глотал их сырыми, выковыривая из раковин, кривясь и скуля. Сухими блестящими глазами он смотрел на белый пляж – тот по-прежнему колыхался, то вспухая горбом, то опадая, и так целый день. Время от времени Кент опять начинал гоняться за береговыми птицами, но вскоре падал, растянувшись во весь рост: коварный песок так и норовил поставить ему подножку. Беглец поднимался со стоном, отползал под тень деревьев и, не прекращая постанывать, следил за певчими птичками, перепархивавшими с ветки на ветку.

Его руки, липкие от крови, продолжали машинально бить кремнем о сталь, но Кент так ослабел, что уже не мог высечь даже холодной искры. Он подумал о грядущей ночи – и ему стало страшно: вдруг он опять услышит, как большие теплые олени ломятся через кусты? Страх схватил его за горло. Кент наклонил голову, стиснул зубы и снова по старой привычке вытряс его вон. Потом побрел куда-то в чащу, безо всякой цели, размахивая на ходу израненными руками, пробираясь через кустарник, натыкаясь на стволы, ступая по мягкому мху, валежнику и заплесневелым кочкам.

Солнце уже садилось за пеленой тумана, когда он вышел из леса на другой пляж – теплый, ласковый, расцвеченный алыми отсветами вечерних облаков. И там, на песке, он увидел спящую девушку, окутанную лишь шелковистым покровом длинных черных волос, с телом стройным и гладким, с кожей нежной и смуглой, точно дивный цветок, расцветший на желто-рыжем прибрежном песке. Чайка с криком пронеслась у нее над головой, и глаза – глубокие и темные, как ночь, – открылись. Затем приоткрылись и губы с тихим, еще полусонным возгласом:

– И-хо! – Девушка встала, протирая бархатные глаза. – И-хо! – изумленно вскричала она опять. – И-наа!

Золотистый песок улегся под ее узкими стопами. Щеки ее заалели.

– И-хо! И-хо! – прошептала она и спрятала лицо в волосах.

IV

Звездный мост изогнулся над морями небес, от берега до берега, день за днем, ночь за ночью по нему ходят солнце и луна. В вигвамах исанти[11] об этом знали давно, сотни лет. Часке поведал это Харпаму, а Харпам рассказал Хапеде, от нее знание перешло к Харке, а от Виноны – к Вехарке[12]. Вести расходились вширь, как круги по воде, переплетались, как уто́к с основой, и, наконец, достигли Острова Горя. Какими путями? Бог весть! Может статься, Вехарку, щебетавшую в камышах, подслушал Не-ка, высоко в ноябрьских тучах Не-ка поведал об этом Кей-ошку, а тот рассказал Шингебису, а тот рассказал Скииске, а та – Сэсоке[13]. И-хо! И-наа! Ну, не диво ли? Такова участь всякого знания, что приходит на Остров Горя.

Красное зарево гасло, тени ползли по песку. Девушка раздвинула шелковый занавес волос и посмотрела на незнакомца.

– И-хо! – вновь прошептала она в тихом восторге.

Ибо она поняла, что он – это солнце! В синих сумерках он перешел звездный мост; он пришел к ней!

– И-то!

Она шагнула ближе, дрожа и млея в экстазе: ей явилось святое чудо!

Он – Солнце! Кровь его струится в небесах на рассвете, кровь его пятнает облака ввечеру. Из глаз его, тлевших, как две голубые звезды, еще не ушла синь небес, а тело его было белым, как грудь Луны.

Она раскинула руки ладонями кверху, робко расправила пальцы. Поглядела на него снизу вверх. Затем глаза ее медленно закрылись, длинные ресницы задрожали.