Совершенный изьян

— Девка — ничё. Не задело даже. Представь вот, на тебя из темноты крокодил такой вылетает, — Вик хлопнул ладонью по рулю, — делает, блядь, цирковое сальто, раскидывает по всей дороге трупы, а ты…

3.17

Пётр стоял, опираясь плечом о стену. Приёмную пронизывал холод. Входную дверь так часто открывали, что всё тепло вышло.

Вик подошёл, кивнул — дескать, как ты — и вытащил из куртки бутылку с содранной этикеткой. Пётр молча отобрал у него бутылку, открутил пробку и жадно приложился.

3.18

Фургон трясло на разбитом асфальте. Вик сидел, вцепившись в поручень на потолке, и смотрел остекленевшими глазами в слегка разреженную ночным освещением темноту.

— Ты как? — спросил Пётр.

Вик не ответил. Пётр притормозил и толкнул его в плечо. Вик вздрогнул, мотнул головой и повернулся, часто моргая, к Петру.

— Охуеть! — выдохнул Пётр. — Ты чего, с открытыми глазами спишь?

— Намально, — пробормотал Вик. — Я — намально, — и прикрыл ладонью лицо.

Двигатель фургона подвывал.

— С тобой точно всё хорошо?

— Да чё ты привязался, блядь! Давай вон! — Вик качнул рукой, показывая куда-то вперёд, в темноту, до которой не добирался свет фар. — А я щас допинга приму…

И полез в карман за бутылкой.

— Охуеть, — сказал Пётр. — А если бы ты за рулём заснул?

3.19

Пётр и Вик вылезли из фургона. Вик уже не шатался, но всё равно для верности придерживался за капот. На асфальте, в свете косящих фар, лежал труп женщины с почерневшим от крови лицом.

— Бля! — Вик вылупился на тело. — Вот прям как та! Ты помнишь? — Он повернулся к Петру, глаза у него лихорадочно горели. — Точно как та!

Пётр молча кивнул.

Мёртвое тело внезапно вздрогнуло, как от электрошока. Ноги в чёрных брюках часто затряслись в грязном снегу.

— Блядь!

Вик отшатнулся и грохнулся на асфальт, приложившись головой об открытую дверцу фургона.

— Блядь! — заныл он, прижимая ладонь к затылку. — Опять это!

Труп в последний раз дёрнулся и затих. Серый снег вихрем закружился на ветру.

— Конвульсии, — пробормотал Пётр. Его грудную клетку сжимало ледяными тисками, и он с трудом мог пошевелиться. — Просто конвульсии. Чего ещё это может…

— Не шунт? — Вик со стоном поднялся и, покачиваясь, встал рядом с фургоном.

— Нет, — сказал Пётр. — Наверное, нет.

Вик снял шапку, пригладил волосы на затылке и посмотрел, часто моргая, на ладонь. В этот момент одна фара у фургона погасла, и на валяющийся под ногами труп клином упала чёрная тень.

— Не шунт, — повторил Пётр. — Да. Наверное, не шунт.

— Слушай, я… — пробормотал Вик, уставившись на тонущее в сумраке мёртвое тело. — Я вспомнил! Ты не поверишь — я вспомнил!

— Чего вспомнил?

Вик похлопал себя по карманам куртки.

— Выпить есть?

— Блядь! Чего ты вспомнил-то?

— Вспомнил, чё с женой стало, — пробормотал Вик. — После того, как закрыли ту больничку. И как я мог забыть?

3.20

— Ты иди, поспи! — Алла попыталась улыбнуться, но её губы, бледные, будто обмороженные, лишь едва заметно дрогнули. — На ногах еле стоишь! Виктор вон смотался. И правильно. Вы ведь оба уже, как зомби…

— Вроде нормально, — сказал Пётр и посмотрел в окно, на багровое зарево рассвета. — Нормально. Мне как будто уже и не надо спать. Я…

3.21

Пётр остановил фургон рядом с разбитым паркоматом — так, словно эта часть города была ещё жива, и он собирался добросовестно оплатить парковку. Машину решил не глушить. От единственной фары было мало толку, но монотонно гудящий двигатель хотя бы рассеивал давящую тишину.

Пётр прошёлся по грязному тротуару. Днём это место было не узнать. Небо заволокло густой пеленой смога — казалось, весь дым от электростанций собрался в воздухе у него над головой.

Он зашёл в подъезд и остановился у двери в квартиру, где у Кати случился приступ. Тёмная металлическая дверь — как проход в секретный бункер. Пётр подёргал ручку. Дверь не открылась. На секунду Пётр решил, что кто-то заперся изнутри — спрятался в захламлённой квартире с нарисованным на стене порталом, от которого мозги съезжают набекрень. Пётр вывернул ручку до упора и толкнул дверь плечом.

Пинг в кармане встревоженно завибрировал.

Дверь со стоном распахнулась, чуть не слетев с петель.

Пётр осторожно переступил через порог — как перешёл в альтернативную реальность — и оказался в тёмном коридоре с выцветшими обоями. В нос ударил тяжёлый запах гнили, которого не было раньше. Пётр зажал рукавом нос и посветил пингом. Прошёл через коридор, затем — через пустующую гостиную.

Ещё одна комната. Та самая комната.

У окна, напротив огромного иероглифа, сидел, привалившись к стене, человек в чёрном пальто и натянутой на брови шапке. Голова его свешивалась на бок.

Труп.

Пётр сильнее прижал к носу рукав. Пинг снова завибрировал.

«Петя», — написала Алла, — «ты охуел? Куда ты забрал фургон? У нас не хватает машин!»

Человек в пальто — Пётр даже не мог определить, мужчина это или женщина — наверняка был мёртв больше суток. Лицо превратилось в натянутую на кости резиновую маску. Щёки и лоб покрывали пятна, фиолетовые и красные, как нарисованный на стене иероглиф.

Экран пинга бил в глаза.

«Скоро буду», — написал Пётр. — «Прости, очень был нужен фургон. Буду должен».