— Люди погибают! У нас тут всё трупами завалено! Ты хоть понимаешь, чего происходит?!
— Не кричи! — сказала Катя. — Сам дурак. Я вообще спала. Ты меня разбудил, — и повесила трубку.
Пётр обессиленно опустился на скамейку.
— И чё там? — спросил Вик. — Накрылось всё на хуй, да?
Пётр молчал.
— Так им сукам и надо! — разулыбался Вик. — Так им и надо! Кстати, надо за это…
Он хитро прищурился, заглянул в пластиковый стаканчик и полез в карман за бутылкой.
— Слушай, я чё хотел тебя спросить… — Вик икнул. — А у тя правда пушка есть?
— Я тебе уже говорил.
— Да? — Вик моргнул и приложился к стаканчику. — Не помню, блядь!
— Кончай пить.
— А чё? Я кофе пью! — Вик продемонстрировал Петру помятый пластиковый стаканчик. — Кофе чё, нельзя мне, да? Запрещаешь, блядь?
— Да пошёл ты! — бросил Пётр.
Он встал и зашагал к выходу из коридора.
— Сам иди! — крикнул ему в спину Вик.
В приёмной оказалось пусто. У старой потолочной лампы светилась одна тоненькая полоса, и всю комнату плотным кольцом обступала темнота. Пётр пощёлкал настенным включателем. Без толку. Тут он заметил, что в тени у стенки действительно валяются два чёрных пластиковых мешка — кто-то, как бы не тот хамоватый мужик, донимавший Аллу, решил оставить сегодняшний улов в приёмной.
Пётр вышел на улицу и остановился. Чей-то фургон с работающим двигателем освещал тусклыми фарами обледенелый асфальт. Пётр вздохнул. Морозный воздух раздирал горло.
Он достал пинг. Изображение на экране застыло, и ему пришлось несколько раз встряхнуть устройство, прежде чем цветные кляксы, заменявшие интерфейс, ожили, заметавшись в броуновском движении.
Карточка контактов.
Пальцы моментально свело от холода. Пётр почти ничего не чувствовал, с силой надавливая на скрипящий экран. Наконец он прижал пинг к уху и, услышав знакомую трель, полез в карман за сигаретой.
— Слушаю? — раздался гнусавый голос Мити.
Пётр сунул сигарету с пожёванным фильтром в рот и чиркнул зажигалкой.
Улицы разрывал вопль сирены. Из-за поворота, в абсолютной темноте, вылетели проблесковые маячки и понеслись над дорогой. Самой машины было не видно.
— Ни хуя себе! — Вик уважительно качнул головой. — Это у кого такой?
— У кого, у кого… — пробормотал Пётр. — Помогай!
Тела лежали вдоль линии бордюра, одно за другим, на равных расстояниях. Казалось, их всех свалило с ног ударной волной.
Пётр подошёл к первому, перевернул ботинком.
Тощая девчонка. Старомодная куртка с заклёпками весила больше, чем она сама. Глаза залиты кровью.
— Эту я сам подхвачу, — сказал Пётр. — А ты давай следующего.
Вик с сомнением посмотрел на тело.
— А мешки? Надо же в мешки. Нельзя так.
Пётр сплюнул на асфальт.
— Ты заебал! Протрезвей уже, а? Мешки у нас ещё на прошлом закончились!
— Ой, да!
Вик, точно пристыженный, прикрылся ладонью. Пётр наклонился и поднял тело.
— Тут мне Санёк… — Вик прыскал слюной. — Короче, Санёк такое рассказал — не поверишь ваще…
Он вытащил из засаленной куртки плоскую бутылку. Этикетка была содрана или соскоблена ножом — с такой тщательностью, словно в СК существовало особое правило — пить можно только из бутылок без этикетки.
— Кончай, блядь! — рявкнул Пётр. — Ты опять насосёшься, а мне чего? Одному въёбывать?!
— Да лан! Чё я тут! Горло ж ток промочить…
Пётр ударил по тормозам. Вик чуть не выронил бутылку.
— Я тебе сейчас о башку её разобью! — заорал Пётр.
— Ты чё бешеный такой? Ладно, не буду я. — Вик с сожалением глянул на бутылку и спрятал её в карман. — Чё с тобой такое ваще?
Пётр не ответил.
Фургон тронулся.
— Так чего тебе там Санёк рассказал?
— Нет! Не могу я! Погоди… — Вик скорчился, и лицо у него перекосилось. — Бросай!
Огромное, будто раздувшееся в результате трупного окоченения тело, упало в грязный снег.
— Сколько ж он весит-то? — пробормотал, часто вздыхая, Пётр.
— Это пиздец! — сказал Вик.
— Волоком его?
— Давай.
— Короче, машина с двадцать шестой. Загружена под завязку. Больше дюжины мерзляков! Трупяков, то есть. Водила, этот, как его — да хуй там знает, неважно, — короче так накидался, что в глазах аж четверится, а то и пятерится…
— Знакомая история.
— Ага! — Вик слишком резко крутанул рулём, и фургон занесло на повороте. — Короче, накидался он и херачит на полную. В мозгах у него переклинило чёт, говорит, типа мы — «скорая», надо торопиться, а не то это, чё там бывает, когда «скорые» опаздывают, протухнут трупяки, короче!
Вик хохотнул.
— А напарник чего?
— Да чего-чего… — Вик пожал плечами. — Может, тоже бухой был. Короче, летят они на всех парах, никаких там тебе светофоров, и тут через дорогу девчонка какая-то переходит, идёт себе фифа такая, как по площади, прогулочным, блядь, шагом…
Фургон снова занесло, и Вик вцепился в руль.
— Так чего? Сбили?
— Не, там покруче. Короче, стал он её объезжать. А сам бухой, понимаешь же, скорость там. Короче, полетел фургон вверх тормашками. Напарнику пиздец сразу — чёт там ему размозжило-распотрошило. Сам этот, хуй его знает, как его, на койке сейчас отлёживается. Трупяки — все такие аккуратненькие, в чёрных мешочках с бирочками — по дороге раскидало, а…
— А девка?