Совершенный изьян

Пётр умылся ледяной водой из-под крана, наслаждаясь тем, как отдающий хлоркой холод впитывается под кожу, и взглянул на себя в зеркало. В полумраке глаза его блестели, как у безумца. Кран гудел, вздрагивая от натуги, словно во всём городе кончалась вода.

Пётр вернулся на кухню, где на столике с застывшими, намертво впаянными в окно отражениями, лежал пищевой брикет со вкусом рыбы. Он сел, отломил кусочек брикета вилкой и разжевал, не чувствуя вкуса. Электричество отрубили, приходилось есть холодный. На зубах хрустели острые льдинки. Пётр через силу заставил себя проглотить треть, отодвинул тарелку и закурил.

Он стряхивал пепел в тарелку, наслаждаясь тем, как оживают в окне отражения — дымящаяся сигарета, неторопливые движения его руки, методичные кивки головой, точно он разговаривает с кем-то без слов и всё время соглашается.

За окном начинался рассвет. На столе, рядом с засыпанной пеплом тарелкой, стояла прозрачная пластиковая банка с синим коктейлем — так, словно он ждал гостей. На банке — кособоким размашистым шрифтом — было написано: «Электрический бриз».

Докурив, Пётр послал ещё одно сообщение Кате на шард:

«Нам нужно поговорить, это срочно. Позвони, как проснёшься».

Подумал немного, дописал:

«Или приходи».

И сам не заметил, как зажёг ещё одну сигарету.

Вышел в гостиную.

В квартире пахло сыростью и табаком. Радиаторы были ледяными. Пётр так и остался в уличной одежде, даже не сняв тяжёлых ботинок, подошвы которых поскрипывали при ходьбе. Он мог подождать несколько часов, пока не встанет солнце, но его старый монолитный дом всё равно прогревался медленно, а усталость валила с ног.

Однако идти в спальню Петру не хотелось.

Он устроился на диване, завернувшись в пропахший табачным дымом плед, завёл будильник на пинге, позволив себе один час осторожного холодного сна, и, сунув пинг в нагрудный карман, постарался забыться.

Он уткнулся лицом в жёсткую подушку, уверенный, что заснуть не сможет. Так и пролежит весь час, мучаясь от усталости и холода. Даже пинг в кармане начал пульсировать, подражая биению сердца — отсчитывал утекающие секунды. Но пото́м Пётр вспомнил лишённую огней улицу за пределами кольца. Ему послышался монотонный гул мотора. Он перенёсся в катящийся в чёрную пропасть фургон, который двигался всё быстрее и быстрее с каждой секундой — быстрее и быстрее с каждым ударом сердца.

Пётр проснулся от истеричного завывания пинга. Он полез в карман, но одеревеневшие от холода пальцы не слушались, пинг выскользнул и с глухим стуком повалился на пол.

Пётр сел и подул в ладони. Всю кожу на лице как будто затянула уродливая экзема. Пётр боялся, что его щёки лопнут, если он поморщится или приоткроет рот. Пинг по-прежнему верещал, подрагивая в электрических конвульсиях на полу. Кровообращение в руках понемногу восстановилось, и Пётр — всё ещё боясь шевелить лицевыми мышцами, — подобрал пинг и отключил звонок.

Город за окном застилала светло-серая утренняя марь.

Катя так и не прочитала ни одно из сообщений, звонить было по-прежнему рано, писать снова — бессмысленно.

Пётр проковылял на кухню. Намочил край полотенца, промокнул лицо — и вытер насухо, когда холод вцепился в кожу. Однако ему полегчало. Он почувствовал странную бодрость — точно умирающий, на которого накатил предсмертный прилив сил. Принялся расхаживать по гостиной кругами, решил даже, что спать больше не будет, но у него тут же разболелась голова, а ноги стали подгибаться от слабости.

Пётр вернулся на диван. Он завёл пинг — ещё один час сна — и, спрятав его в карман, поближе к сердцу, свернулся на диване, закутавшись в плед.

На сей раз ему не пришлось воображать одинаковые тёмные улицы и монотонный шум фургона, сон накрыл его стремительной волной, а когда пинг вновь задрожал в кармане, Пётр подумал, что успел сомкнуть глаза лишь на несколько секунд.

Он сидел, часто вздыхая, словно только что отошёл от смертельной комы, и потирал онемевшие руки. От визга пинга покалывало в ушах. Вид за окном за прошедший час совершенно не изменился. Пётр не мог поверить, что действительно столько проспал.

Сообщения оставались непрочитанными.

Он повторил предыдущий ритуал пробуждения и неторопливо прошёлся по гостиной. Казалось, этот нервный, проходящий урывками сон вовсе не придаёт ему сил, а забирает последние — скоро он не сможет даже заставить себя подняться с дивана и будет беспомощно лежать под визг паникующего пинга, чувствуя, как кожа его покрывается льдом.

Размявшись, Пётр вернулся на диван и завёл будильник — посомневавшись пару секунд, он решил подарить себе целых два часа сна. По́том спрятал устройство в куртку и разлёгся на диване.

Но сон не шёл.

Пётр лежал и смотрел в пустую стену. Внезапно в глаза ударил свет — зажглась лампа на потолке. Электричество дали. Пётр усмехнулся. Свет мешал спать, но сил вставать уже не было. Он повернулся к стене и накрылся пледом с головой.

3.4

Разбудил Петра не пинг, а стук в дверь — три быстрых удара, тишина, словно кто-то переводил дыхание, пото́м ещё три удара, опять тишина. Тайная последовательность сигналов. Код.