Совершенный изьян

Где-то далеко, в другом квартале, послышался истошный вопль полицейской сирены. Пётр затянулся и кинул себе под ноги сигарету. Та пшикнула и погасла.

— Ты живой вообще? — Он наклонился к пареньку. — Тебя тоже эти мрази вытолкали?

Парень не шелохнулся. Пётр приподнял его голову за волосы. Парень застонал, но так и не открыл глаз. На его подбородке и разорванном воротнике желтел подсохший след от рвоты.

— Мудила! — сказал Пётр. — Ты же замёрзнешь на хер!

Он отпустил голову парня, и та безвольно упала тому на грудь. Пётр подул в окоченевшие ладони, сделал пару шагов, поскользнулся и снова чуть не упал. Он упёрся рукой в стену, решив постоять немного, чтобы отдышаться, но ноги у него стали подгибаться и, выругавшись, он уселся в снег рядом с пьяным парнем.

— Мудила. Ты же замёрзнешь на… — пробормотал Пётр и уткнулся лбом в сложенные на коленях руки.

Он падал сквозь бесконечный бетонный коридор, на стенах кривлялись китайские каракули, выведенные свежей пахучей краской, света не хватало на то, чтобы разогнать обступающие его тени, и в то же время вспышки от газовых ламп обжигали глаза. Иероглифы становились всё более вычурными и яркими, Пётр пытался рассмотреть их получше, но они тут же превращались в уродливые потёки грязи. Пото́м свет закончился, погасла последняя лампа, и его оглушила темнота.

Пётр открыл глаза. Голова кружилась так, словно он и правда падал через раскрашенный коридор. Тёплый ком поднялся по горлу. Пётр согнулся, как от удара в живот, и его вырвало — вспененной, режущей нос желчью. Он обхватывал себя руками, сдерживая рвотные спазмы.

Наконец его отпустило, он измождённо откинулся назад, ненароком стукнулся головой о стену, поморщился и пригладил волосы на затылке. Снова пошла кровь.

Хлопнула дверь. Послышались чьи-то шаги — быстрые и резкие. Девушка в коротком пальто шла к выходу со двора, засунув руки в карманы. Длинные чёрные волосы выбивались у неё из-под шапки. Пётр присмотрелся.

Нет!

Он замер, приоткрыв от удивления рот.

Призрак.

То же худое лицо, тонкие губы, большие тёмные глаза. Она прошла мимо, поскрипывая тяжёлыми бесформенными ботинками по снегу, и даже не взглянула в его сторону.

— Стой!

Пётр встал, придерживаясь за стену, но девушка только ускорила шаг.

— Подожди! Как ты здесь…

На секунду Петру почудилось, что на голове у него шлем из витой проволоки, а всё вокруг застилает густая синева.

— Да постой ты!

Девушка вышла со двора и исчезла. Пётр заковылял вслед за ней. Темнота, скопившаяся под аркой, вытолкнула его на улицу. Он стоял, прижимая руку к боку, и озирался.

Ветер теперь дул в спину, подталкивая вперёд.

Девушка не успела уйти далеко. Пётр увидел её в свете фонаря, который выхватывал из сумрака её тщедушную, разбитую холодом фигурку.

Прихрамывая, он направился за ней.

Он шёл быстро, как мог — и неумолимо отставал. Ноги заплетались. В боку кололо. Понимая, что не поспевает, Пётр обессиленно привалился к фонарному столбу.

— Стой! — прокричал он, надрывая голосовые связки. — Ты — призрак! Тебя не может здесь быть!

Девушка остановилась. Она распрямила плечи и обернулась. Их разделяло уже с полсотни метров, Пётр с трудом мог разглядеть её лицо, но ему показалось, что она улыбнулась — одними губами, как Синдзу. Пото́м повела плечами от холода, поправила пальто и шагнула в темноту.

2.1

Проснулся Пётр в поту. Он лежал в одежде поверх одеяла, сложив на груди руки, как труп. Грязные ботинки валялись на полу. Пахло кровью и рвотой.

За окном разгорался день. Свет пробивался сквозь приоткрытые шторы, ложился ровными полосами на пустые стены. Доносился сдавленный визг полицейской сирены — он преследовал Петра с тех пор, как того отстранили от службы.

Пётр сел на кровати. От собственного запаха мутило. В подушку въелось пятно от запёкшейся крови. Руки были в ссадинах и ушибах.

Все события минувшей ночи смешались в один бессмысленный кошмар. Пётр не помнил даже, как добрался до дома. По полу, через всю комнату, тянулись подсохшие следы от ботинок.

Пётр вышел в гостиную, покачиваясь, как пьяный. Он и был пьян — сна не хватило, чтобы протрезветь. Он стащил с себя грязную куртку и свитер. Теперь кожу на плечах раздирало от холода. Вся квартира промёрзла, радиатор вновь отрубили. Пётр пощёлкал кнопкой на стене, потолочная лампа так и не загорелась. В ванной шла только холодная вода. Как будто весь дом отключили от муниципальной сети, решив, что живых здесь уже не осталось.

Принимать ледяной душ он не решился. Просто подставил голову под струю воды в раковине, смыл засохшую кровь и грязь, обмотался полотенцем и вышел, прихрамывая, из ванной. В боку всё ещё кололо, но боль стихала, напоминая о себе, когда он делал резкие движения. Есть не хотелось. Пётр заставил себя проглотить половину последнего рыбного брикета — холодного и жёсткого, как перемороженный полуфабрикат. Микроволновка тоже не включалась.