Совершенный изьян

Свет был. Загорелась потолочная лампа, и окно тут же почернело, как отключённый экран. Катя взволнованно заходила по комнате, потирая плечи.

— Холодно? — спросил Пётр.

Катя покачала головой.

— Будешь чего-нибудь?

— Травяной чай? — Катя посмотрела на Петра и улыбнулась, но тут же отвела глаза.

— Травяной закончился. Есть обычный, в кубиках. Сделать?

— Да нет. — Катя села на диван. — Выпить бы чего-нибудь. Но коктейлей же у тебя нет, а водку я больше не могу.

— Обижаешь, — сказал Пётр.

Он зашёл на кухню и вытащил из навесного шкафчика банку с истошно-синим коктейлем, которую купил несколько дней назад. «Электрический бриз». Он вернулся с банкой в гостиную, и Катя уставилась на него, как на умалишённого.

— Вот ты даёшь! Меня, что ли, ждал?

— Взял про запас, — буркнул Пётр.

Катя сорвала с банки пломбу и сделала осторожный глоток.

— Так странно себя чувствую… — Она коснулась тыльной стороной ладони лба, точно проверяла температуру. — Так устала, что наверняка и заснуть сразу не смогу.

— Отдыхай. А я кровать тебе постелю.

— Да постой ты! Не хочу я пока ложиться. Побудь со мной немного.

Пётр остался стоять посреди комнаты.

— У тебя есть минбан? — спросила Катя.

— Да. Хочешь посмотреть?

— Нет. Не хочу ничего смотреть. Сто лет уже не смотрела минбан. Даже не представляю, каково это. Забыла. И не хочу, по правде. Всё равно я ни на чём не смогу сейчас сосредоточиться. Только и думаю всё время…

Катя отпила из банки, поморщилась и поставила её на пол.

— Гадость? — спросил Пётр.

— Да! — Катя шмыгнула носом. — Немножко. Они же разные бывают.

— Извини, я в этом ни хрена не понимаю.

— Ладно, мне на самом деле не до коктейлей сейчас. И так голова кругом идёт.

— Тебе нужно поспать.

— Поспать. Как тут можно уснуть, когда…

Катя не договорила и как-то неожиданно улыбнулась. Скользнула по Петру взглядом, игриво сощурив глаза.

— Я по поводу минбана-то почему спросила… Мне интересно. Чем ты занимаешься тут один?

— Даже не знаю, — усмехнулся Пётр. — Ничем.

Он сел рядом с Катей.

— А ты сам никогда не хотел?

— Чего не хотел?

— Чтобы у тебя был синпин?

Пётр сделал вид, что смотрит в пустое чёрное окно.

— Не знаю. Сложно сказать. Я бы хотел вернуться на старую работу. Собственно, из-за этого только…

— Ой, ты же говорил, извини! Тебя ведь уволили из-за синпина?

— Перевели.

— Расскажи о себе. Ты был женат? Может, и сейчас?

— Был. Очень давно. Ты тогда и в школу-то не ходила.

— И что произошло?

— Да что обычно и происходит. Разошлись. Я сейчас даже не знаю, где она.

— Никогда не интересовался?

— Нет.

— Понятно. — Катя поджала губы. — Странно, наверное, жить с человеком, а пото́м даже не знать, где он, жив ли вообще.

— Думаю, она уехала на юг.

— Думаешь или знаешь?

— Слушай, — Пётр посмотрел на Катю, — не вижу никакого смысла это обсуждать.

— Хорошо.

Катя замолчала и прикрыла глаза. Пётр уже собирался тихонько выйти из комнаты, но она вдруг встрепенулась.

— Ты куда?

— Постель.

— Да погоди ты с этой постелью! Или знаешь что? Я, наверное, выпью чашечку чая. Из кубиков. Это как раз то, что мне нужно сейчас.

— Хорошо, — улыбнулся Пётр. — А пото́м — спать.

Кухня.

Чёрное окно. Тошнотворный запах от пищевых брикетов. Пустая бутылка рядом с забытым дзынем.

Пётр поднял дзынь со стола. Этот уродливый проволочный шлем был теперь совершенно не нужен. Точно в подтверждение этому, аккумулятор сорвался с хлипкого проволочного крепления, повис на тонких проводах, как на оголённых нервах, оторвался и упал на пол.

Пётр отбросил дзынь на стол.

— Тебе сколько сахара? — крикнул он, глядя в чёрное окно.

Катя не ответила.

— Значит, будет два куска.

Спустя минуту он вернулся в гостиную с чашками. Кати не было. Пётр поставил чашки на стол.

— Катя! — крикнул он. — Ты где? Я принёс чай!

Дверь в заброшенную комнату была открыта. Пётр, зачем-то затаив на секунду дыхание, — словно собирался выйти в безвоздушное пространство — зашёл в открытую дверь.

Катя стояла у стены. Казалось, она окаменела от холода. Напротив неё уродливо скалился выведенный помадой иероглиф.

— Ты чего?! — крикнул Пётр.

Катя вздрогнула.

— Эта долбаная комната! — заорал Пётр. — Зачем?

— Всё в порядке, — прошептала Катя. — Я…

— Ты смотрела?

— Нет.

Катя повернулась к окну. Провела по стеклу пальцем, как будто отмечала реверсивный след от двигателей невидимого корабля.

— Я впервые вижу здесь свет, — прошептала она. — Свет. На твоей улице. И это так…

Вдалеке, над чёрными домами, дрожал тусклый огонёк.

— Ты смотрела? — повторил Пётр.

— Да. — На лбу у Кати прорезалась морщинка. — Смотрела. Я — случайно. Просто на глаза попался. Но со мной всё в порядке. Это ничего. Совсем ничего.

— Зачем?

Пётр дёрнул за свисающую со стены полоску обоев и содрал огромный кусок пожелтевшей бумаги с нарисованным помадой иероглифом. Старые обои рвались с треском.

— Не надо. — Катя зябко ссутулилась и обняла себя за плечи. — Я…

Она повернулась к Петру и улыбнулась.

— Что-то странное есть в этой твоей комнате. Что-то… таинственное. И тумбочка эта квадратная. Ты её специально так поставил? Посередине?

Пётр молчал.

— Что в тумбочке?

— Просто тумбочка.

— Да, — вздохнула Катя. — Конечно. Просто тумбочка.