Совершенный изьян

Она снова смотрела в окно и водила пальцем по замёрзшему стеклу.

— Коробочка в коробочке, — прошептала Катя.

— Чего?

— Не важно.

Пётр стоял рядом с тумбочкой, не зная, что делать. Дышать почему-то стало тяжело. Темнота в окне вытягивала из комнаты весь воздух.

— Ты знаешь, — тихо сказала Катя, — я иногда завидовала Лизе. Она ведь и правда верила, что всё это нереально.

— Она была не в себе.

— Да, но… Может, всё это действительно какой-то безумный сон? Вся эта жизнь? Иногда так хочется в это верить. Мы проснёмся, а там…

Палец Кати медленно скользил над темнотой.

— Так для тебя всё это, — Пётр взмахнул рукой, — и так нереально! На самом-то деле. Ты же в шардах всё время. Даже сейчас, наверное, ты там… Что было в портале, который ты нарисовала?

— В портале? А-а… Нет, это был не портал…

Катя застонала и прикрыла ладонью глаза.

— Чего такое? — испугался Пётр.

— Нет, нет, ничего. Просто в глаза…

— Пойдём отсюда!

Он шагнул к Кате.

— Ты меня извини, — прошептала она. — За иероглиф и… Извини меня, пожалуйста. Я…

Катя отшатнулась от окна и выставила перед собой руку, защищаясь от чего-то. Лицо её исказилось от ужаса.

— Чего там? — крикнул Пётр.

— Я… — пробормотала Катя.

Она посмотрела на Петра. Зрачки её страшно расширились.

— Я забыла тебе кое-что сказать.

Она зажмурилась так, словно в глаза ей ударил невыносимый прожекторный свет, и скривилась от боли. Пролетел по комнате какой-то тусклый из окна — как тень от взлетевшей птицы. Катя упала на колени. Из-под её плотно сомкнутых век потекли кровавые слёзы.

— Катя!

Пётр схватил её за плечи.

Несколько секунд она была ещё жива. Провела пальцами по лицу Петра, застонала, полезла в карман пальто и затряслась, как при эпилепсии.

— Катя!

Она открыла глаза и безвольно повисла у Петра на руках. Далёкий огонёк в окне, похожий на тонущий в ночном мраке маяк, погас.

— Нет! — Пётр мотнул головой. — Как же так!

Кровь стекала у Кати по щекам.

— Катя!

Её рука выскользнула из узкого кармана.

Пётр положил Катю на пол и стал делать ей искусственное дыхание. Воздуха в собственных лёгких не хватало. С каждым вздохом ему самому становилось тяжелее дышать. Перед глазами у Петра поплыли красные круги.

— Блядь!

Он надавил ладонями ей на грудь. Пот стекал у него по лбу. Он надавил снова. Снова. Снова. Грудная клетка трещала. Глаза с расширенными зрачками смотрели в потолок. Кровь застывала на лице.

— Блядь!

Пётр выхватил пинг. Тот выпал, глухо ударился об пол. Пётр выругался и подобрал пинг. Экран устройства вспыхнул, высветил надпись — «Критический сбой аккумулятора» — и погас. Пётр заревел и запустил пинг в стену. По комнате разлетелись осколки.

Он побежал к выходу из квартиры, отпер дверь, но остановился. Идти было некуда. Пётр вернулся в комнату и принялся оттирать кровь с её щёк. Крови не становилось меньше. Он размазал кровь по всему её лицу.

Пётр вытряхнул из пачки сигарету. Закурил. В окно — тяжёлыми чёрными волнами, как прибой — била темнота.

Пётр затянулся, но тут же затушил сигарету и помахал над телом ладонью, чтобы разогнать дым. Склонился над трупом, залез в оттопыренный карман пальто и вытащил из него поблёскивающий, как драгоценность, кристалл.

3.32

Он перерыл все шкафчики на кухне, пока не нашёл последнюю заначку. Этикетка с иероглифами была привычно соскоблена ножом. Пётр открыл бутылку над раковиной и стал пить из горла.

Ноги подкашивались. Пётр доковылял до столика и рухнул на затрещавший под его весом стул, не выпуская бутылку из руки. Сделал ещё глоток. Водка отдавала тиной, как дряное пиво. Голова отяжелела. Сердце бешено молотило.

Поломанный дзынь.

Пётр схватил его и нацепил на голову, поцарапав торчащими обрывками проволоки кожу на висках. Плотно прилегающее к лицу забра́ло заливала темнота. Пётр беспорядочно нажимал на кнопки, но ничего не происходило. Он выругался и нервно стащил с головы дзынь. Его отражение в стекле бросило точно такой же, зеркальный дзынь, в чёрную пустоту за окном.

Пётр ещё глотнул из бутылки. По телу разошлось жгучее тепло. Теперь усталость не чувствовалась, сердце перестало биться о рёбра. Лишь зудели царапины на висках. Дзынь валялся на столе, забралом вниз. Из затылка торчали тонкие оборванные проводки.

Пётр выругался и полез под стол. Аккумулятор отскочил к стене и валялся в рыхлой пыли у плинтуса. Пётр подобрал его, сдул с него пыль и, усевшись на стул, занялся починкой. Все оборванные проводки были одинакового цвета, и Пётр подумал, что это неправильно и нелогично — их стоило сделать разноцветными, красными, зелёными, синими, чтобы упростить ремонт. Соединив наконец провода, он закрепил аккумулятор и аккуратно поставил дзынь на стол — забралом к себе, — как оторванную голову электрического животного.

Пётр встал. Ещё глотнул водки. Достал из шкафа пустой стакан и налил в него воды — почти до края. Несколько секунд рассматривал кристалл. Мутный, точно личинка, с оплавившимися краями. Кристалл совсем не был похож на тот, другой, с глубокой трещиной, который он так и не смог толком оживить.