Совершенный изьян

— Сколько осталось? — прошептала Катя.

Пётр вздохнул.

— Зачем ты всё время спрашиваешь? Ты так сама себя доведёшь.

— Доведу до чего?

Пётр застонал и полез в карман.

— Двенадцать минут. Осталось двенадцать минут. Ты довольна?

— Уже совсем скоро, — сказала Катя. — Нам надо идти, — но не сдвинулась с места.

— Так пойдём, раз совсем скоро.

— Не получится.

— Чего не получится? Тут до этой твоей «Радуги» два шага осталось!

— Нет! Не получится так просто забыть! Я уже вспомнила и теперь…

— Ой, да чего ты вспомнила?

— Вспомнила, — голос у Кати задрожал, — вспомнила, что я…

— Ты пьяна! — перебил её Пётр.

— И что?

— Давай поговорим об этом завтра. Нет никакого смысла изводить себя сейчас.

— Но ты ведь так хотел со мной встретиться! Ты всё понял! Завершил расследование. Почему вдруг — забыть? Разве для этого мы… — Катя судорожно вздохнула. — Разве для этого ты искал убийцу?

— Не знаю. — Пётр затянулся, сигаретный дым обжёг горло, как пары́ кислоты. — Наверное, мне было интересно. Или просто нечем заняться было. Скучал по старой работе. У меня был вопрос. Я получил на него ответ. И…

— И?

— И ничего. Просто ничего. Это сейчас уже не имеет никакого значения. Это ничего не изменило. Всё как было, так и осталось. И для тебя, и для меня. Твоя подруга рано или поздно оказалась бы в психушке, где тихо сдохла бы от голода или от передоза или ещё от чего. До психов сейчас никому нет дела. Да чего там психи! Мне иногда кажется, что весь этот долбаный город не доживёт до зимы.

Они помолчали.

— Сколько там осталось? — спросила Катя.

— Пару недель. — Пётр стряхнул пепел. — И с каждым днём всё холоднее.

— Нет. Сколько осталось до..?

Пётр включил пинг. В полумраке улицы от истошно-синего экрана слезились глаза.

— Девять минут. Мы идём?

— Да, — кивнула Катя. — Сейчас.

— Слушай, пойдём! Здесь холодно. У меня уже кости ломит. А в этой твоей «Радуге» хоть топят.

Катя смотрела себе под ноги, на обледенелый асфальт.

— Всё так странно, — прошептала она. — Ты говоришь, что это всё неважно, что я должна забыть. Но ты сам никогда не забудешь. И ты боишься ко мне подходить. Тьма нас разделяет!

— Что за чушь! Это ты ко мне не подходишь.

— Боишься, боишься, — упрямо повторила Катя.

Между ними пролегала чёрная тень.

— Я как прокажённая теперь!

— Пойдём!

Пётр шагнул к Кате и замер — как будто холодный ночной воздух отталкивал его, как будто он не мог переступить через что-то.

— Пойдём, — сказала Катя. — Иди.

3.26

— Сколько осталось?

— Прекрати это! Хватит считать!

— Сколько осталось?

Пётр проверил пинг.

— Пять минут. Ровно пять минут.

Он остановился перед чёрной аркой. Ветер ударил ему в лицо. Он покачнулся.

— Почти пришли, — сказал Пётр, не двигаясь с места. — Как раз успеем зайти, заказать твой любимый коктейль.

— Да.

— У тебя же есть любимый коктейль? Эта синяя дрянь электрическая или нет?

— Петя…

Катя медленно подошла к нему, заглянула в глаза.

— Чего?

Катя мотнула головой.

— Ничего. Пошли.

Они провалились в арку. На несколько секунд всё вокруг задёрнула темнота. Пётр не слышал даже собственных шагов. Холод перестал раздирать кожу. Только Катя тянула его вперёд, сжимая запястье.

Рядом с выключенной вывеской она остановилась, перевела дыхание. Можно было подумать, они прошли множество километров в абсолютной темноте.

— Сколько теперь?

Пётр ответил:

— Три.

— Три? — вздрогнула Катя.

— Да, три. Пойдём!

Пётр спустился по лестнице и толкнул тяжёлую дверь. Охранника у входа не оказалось. «Радуга» была оглушительно пуста. Прожектор над танцполом еле светился.

Пётр сощурился, всматриваясь вглубь зала.

— Ты займи пока местечко, а я возьму коктейль. Тебе какой?

Катя молчала.

— Какой коктейль?

— Всё равно. Мне всё равно. Ты выбери сам. Выбери, и тот, который ты выберешь, станет моим любимым.

Она смотрела на него так, словно хотела сказать что-то ещё, но не решалась.

— Хорошо, — улыбнулся Пётр. — Выберу сам.

Он шагнул вглубь зала, и Катя вдруг вцепилась ему в рукав.

— Время, наверное, уже вышло, — прошептала она. — Уже, наверное, двенадцать.

Пётр полез за пингом.

— Нет! Не смотри! Не хочу знать. Но, мне кажется, я…

— Ты чувствуешь чего-то?

— Да. Вернее… — Катя улыбнулась. — Я же всё отрубила на фиг, что я могу чувствовать! Глупости какие! — Она толкнула Петра в плечо. — Иди! Возьми мне коктейль!

3.27

Бармен встретил Петра сонным кивком.

— Мы, наверное, закроемся скоро. Но могу налить. Раз уж вернулись.

— И вы тоже?

— А толку тут торчать?

Бармен показал куда-то вглубь зала. Пётр оглянулся. Прожектор, висящий над танцполом, несколько раз мигнул и погас. Что-то кольнуло Петра в грудь. Лампы в стенах почти не давали света. Катя притаилась в густой тени — рядом с тающими в темноте китайскими каракулями — и была похожа на изваяние.

— Секунду, — сказал Пётр.

— Давай только быстрее! — напрягся бармен. — Не буду я тут тебя всю ночь…

Катя сидела, выпрямившись так, словно через её спину проходил стальной стержень, и смотрела на приоткрытую дверь в темноту — кто-то зашёл или вышел, и с улицы садило зверским холодом.

— Катя…