Сороковник. Книга 4

— А вы ещё опасались, донна София… Посмотрите, как они прекрасно ладят, я просто любуюсь ими! Нет, право же, уникальный случай, когда обе жены относятся друг к другу так бережно и с любовью.

— Не сглазьте, — не слишком любезно отвечает бабушка. — Это у них пройдёт, лишь только муж объявится. Вот увидите.

Мы с Элизабет озадаченно переглядываемся.

— Жёны, значит… — задумчиво говорю. — Да нет же, доктор, вы просто немного не в теме. Жена Маги здесь только одна, и, надеюсь, единственная. Это я. А Элизабет — супруга Николаса дель Торреса да Гама. Это ему она сказала однажды Истинное слово, и это его детей носит под сердцем. Так что — готовьте ей другие покои, донна, и желательно — на половине Николаса. Думаю, он будет категорически против того, чтобы жена ночевала в комнате его брата. Сдаётся, он сам гораздо быстрее излечит её от кошмаров.

Чёрт. Люблю немые сцены… Жалко, что так редко приходится на них любоваться, век бы смотрела.

* * *

Кровать достаточно широка, чтобы разместить нас с Элизабет. И, как говаривали англичане, «Пусть стыдно будет тому, кто об этом плохо подумает!» Я действительно держу её за руку. Она так и засыпает — сжимая мою ладонь и благодарно улыбаясь.

А я до мерцания в глазах вглядываюсь в полог кровати, борясь со сном… Мне всё кажется, будто я упустила что-то важное, существенное. Каково сейчас Маге? Где он? С кем? С Мораной — разумеется, но вдруг к ней присоединилась и наша, земная? Вроде бы все они, как я поняла, воплощения Мораны-Смерти-Зимы единой, вселенской, которая, дабы лучше управлять, подыскивает себе достойного носителя в каждом из миров, а затем щедро делится с ним собственной сущностью. Вот они и сцепляются друг с другом, ибо собственные недостатки в соседе раздражают больше всего. Но значит, и мириться время от времени должны, поскольку общего в них тоже много, с единой-то изначально заложенной сутью! А ну, как Маге достанется от обеих! Или они решать поэкспериментировать, создать ему такие препятствия, что не одолеть… так, интереса ради или на спор; у них, небожителей, оказывается, свой тотализатор. И что это за грешки дорогого дона, за которые приходится расплачиваться сыночку? И почему, когда я выбиралась от Мораны, слышала голоса всех, кто мне дорог, но вот голос суженого звучал слабее всех? Наверное, это тоже сродни Зову, понимаю вдруг, или могло быть расценено вроде как за подсказку или поддержку, или вмешательство, а это противоречит правилам. Ох, как всё сложно…

Полог вдруг как-то странно туманится, и что-то мокрое течёт по щекам.

Только не это. Не рыдать. Если на гребне, что до сих пор у Маги в кармане, моя кровь — что, если он почувствует на расстоянии, что мне сейчас нехорошо, и если впечатлится — это ему помешает? Собьёт с какой-то цели, он не справится — и в конечном итоге застрянет где-нибудь в Межмирье? Нет. Отплачусь позже.

Громко хлопает ставня в Магиной спальне. Я вздрагиваю. Ах, да, окно, которое так и осталось открытым… Надо бы встать, но Элизабет стонет во сне, и я остаюсь на месте. Ничего с этим окном не сделается. А чуть позже — скорее улавливаю чутьём, чем слышу, как отворяется дверь, и ощущаю на себе полный нежности и любви взгляд.

— Девочки мои, — шепчет Николас.

И вот он уже рядом, присаживается на край постели. Подхватившись, я тычусь в его плечо лбом, счастливо плача, а он поглаживает меня по спине и баюкает, словно младенца.

— Девочки мои драгоценные, какие же вы молодцы… Ива, сестрёнка, спасибо тебе. Это ведь ты её вытащила, да? Молчи, все после, после, дай погляжу на вас.

Обняв его напоследок изо всех сил, прижимаюсь к твёрдой надёжной груди, на миг представив, что вот он, Мага, что это его руки, его объятья… Судорожно вздохнув, отстраняюсь и вытираю мокрые щёки.

— Видишь? — шепчу, кивая на спящую Элли. — Смотри, не напугай, доктор предупреждал, что у неё и без того могут быть кошмары. Никушка, я ухожу, а ты — оставайся, и раньше завтрашнего дня чтобы не смел отсюда показываться, понял?

— Да погоди, — он пытается меня перехватить. — Ты-то куда собралась? Давай лучше я её к себе перенесу…

— Ни-ни! Не трогай, пусть спит, если спится. К тому же… — Поколебавшись, добавляю шёпотом: — Может, и лучше, если ты её врасплох застанешь, а то начнёт что-то придумывать, вину несуществующую вспоминать. Не давай ей опомниться, сразу целуй, и всё такое. Ну, что ты, маленький, что ли, объяснять тебе?.. Всё, пусти, я пошла.

Он прижимает к щеке мою ладонь. Замирает на миг. Таю от умиления

— Ну скажи ещё раз: «родственница!»

— Родственница! — шепчет он. — Ты самая лучшая родственница в мире! Не будь ты замужем, я бы сам тебя за брата сосватал, клянусь! Я тебя обожаю! И не бойся, он выкарабкается. Я ведь сам через это прошёл, и всё ему рассказал, так что третьему кругу он был готов.

Поцеловав его в лоб, выскальзываю в дверь, откуда он недавно появился. Успеваю услышать за спиной протяжный вздох: «Ни-ик…» С бьющимся сердцем плотно прикрываю створки.