Сороковник. Книга 4

Вот и ещё одна пара соединилась. А я — завидую, мучительно завидую… Подавив вздох, нашариваю в кресле халат: кажется, туда я его бросила перед отходом ко сну. Пойти, что ли, прогуляться? Уснуть не усну, а знать, что за стеной общаются влюблённые… Больно. Тоскливо. Нет, прочь отсюда и от себя самой с такими негативами!

Маленькая, обитая тем же шёлком, что и стены, а потому почти не заметная дверь пропускает меня в небольшую ванную комнату. Вечером я тут заметила кое-что интересное, самое время проверить… Света из небольшого окошка хватает, чтобы не налететь на ванну и шкафчики, а заодно и найти с помощью лунного зайчика сверкнувшую ручку очередной потайной двери. Скорее всего, это тайный выход из замка. Ведь неудобно каждый раз, чтобы прогуляться или уйти незаметно по своим делам, повторять утомительный путь по переходам и галереям; и вот он, пожалуйста, выход напрямую. Всё логично; всё, о чём я когда-то читала в рассказах о старинным замках, сходится.

За дверцей винтовая лестничка, вдоль которой, едва я касаюсь первой ступеньки, спиралью уходят до самого низа россыпи огоньков-светлячков: не слишком ярких для глаз, привыкших к темноте, но достаточных, чтобы не шагнуть мимо. Вот и славно. Не думаю, что в саду дель Торресов опасно: в конце концов, тут и караул какой-то есть, о котором обмолвился Бастиан, и наверняка в помощниках у охранников эти… как их… сущности, вроде тех, что были в Тардисбурге вместе с моими телохранителями.

И, кроме того, после смерти я уже ничего не боюсь.

Лестница выводит в небольшую угловую башенку, из которой попадаю сразу в сад. Белый песок дорожек отражает лунный свет, и уж никак нельзя заблудиться. Здесь, в этой части сада, царят апельсиновые и гранатовые деревья, на которых, и впрямь, как рассказывал суженый, одновременно и цветы, и завязи, и спелые плоды, так и просящиеся в рот… Мягкая трава, влажная от росы, ласкает босые ступни — находясь в расстроенных чувствах, я забыла обуться, но возвращаться лень… Где-то оглушительно заводится цикада, спугнутая поначалу моим появлением, вслед ей трещат другие, целый оркестр. В небе горят крупные, чистые, словно умытые, звёзды. Чтобы на мокрые ноги не налип песок, иду не по дорожке, а вдоль неё, по траве, чувствуя, как постепенно тяжелеют от росы полы длинного халата. Но всё-таки — хорошо, что здесь не стригут газоны так варварски, как у нас, под самый корешок. Травы это травы, в них приятно ходить и путаться, а заодно… они позволяют бесшумно, не выдавая себя, скользнуть в тень деревьев, чтобы избежать объяснений с тем, кто идёт сейчас по дорожке мне навстречу.

Поступь донны Софии тяжела, плечи опущены, будто несёт она на себе всю тяжесть мира. Сурово и неподвижно лицо, застывшее в маске скорби. Лишь орлиный нос воинственно доказывает, что пожилая донна ещё ого-го, ещё на много способна! Проходя мимо меня и не поворачивая головы, сухо бросает:

— Выходи. Нечего шастать по росе, простудишься. Или… для тебя это дополнительная подпитка, так что ли?

Не отвечать невежливо.

— Похоже на то, — отзываюсь, выходя на свет. — Ничего, что я здесь? Я никому не помешаю?

— Брось. Кроме тебя да Теймура здесь нет никого, а он сейчас… там, в мавзолее. С сыном ему долго быть нельзя, так он пошёл пообщаться с Кристобалем. Ах, да, ты же не знаешь, кто это…

— Знаю. Мы беседовали. И Элли его хорошо знает.

Это только кажется, или старуха спотыкается? Невольно шагнув вперёд, поддерживаю её за локоть. Она сердито фыркает.

— Я ещё не рассыпаюсь на ходу! Значит, с Кристо ты познакомилась? А ведь он далеко не каждому из наших открывается. Хм. Счёл достойной. А что ты здесь делаешь? Не спится? Одиноко?

— И это тоже, — признаюсь честно. — К тому же, там у меня под боком — Ник со своей ненаглядной, не хочу им мешать. Третий в такой ситуации лишний, даже если он сидит тихо, как мышь, за стенкой. Мне там пока что делать нечего.

Бабушка поднимает глаза к небу. И выдаёт то, чего я никак не ожидаю услышать:

— Боги, неужели вы, наконец, послали в этот дом взрослую женщину? Ну, спасибо, а то я уже порядком намаялась тут одна… Завтра покажу тебе всё моё хозяйство, — сообщает безо всякого перехода. — Рано или поздно, а придётся тебе здесь распоряжаться, привыкай.

— Да вы что? — Я даже стопорюсь на месте. — Я здесь, самое позднее, до сентября, а там у нас… у меня — учебный год, детям в гимназию в Тардисбурге, весной мне рожать… Нет уж, увольте. К тому же, Мирабель дорогу переходить? Я для неё и без того враг номер один, она меня со свету сживёт. Да и не нужно оно мне, вы уж простите. Здесь хорошо, но наш с Магой дом — не тут.

— А кто говорит, что я удалюсь на покой немедленно? — Старуха вновь фыркает. — На полвека меня ещё хватит. Смотри. Приглядывайся. Детей учи, им не век в четырёх стенах сидеть. У моих правнучек и правнуков тоже могут быть свои замки, вот и пусть осваиваются с малолетства. Пригодится. И хватит об этом, расскажи-ка лучше, как тебя занесло к Моране, а главное — кого из наших ты там видела.