Сороковник. Книга 4

Свет! Что может быть желаннее в подземелье? Разве что глоток свежего воздуха вместо застоявшегося спёртого. Но и тут нас ждёт удача. Словно в ответ на вспышку света, по ногам проносится лёгкий сквозняк. Выход близко! Наши четверолапые друзья вновь пританцовывают от нетерпения, и, наконец, сорвавшись, уносятся вперёд. И вот уже их жизнерадостный лай слышен откуда-то на воле, ибо звук не отражается от стен, эха не слышно.

Только сейчас понимаю: они и не подозревали, каково пришлось людям. То, что для нас было тяжким испытанием, для них — не более чем пробежка, возможно, даже привычная. Наверное, они чуяли наш страх и не могли понять причину. И всё же… Спроси меня: пойдёшь обратно тем же путём? — ни за что не соглашусь. Ещё свежо в памяти давление свода на спинной хребет, когда, пусть ненадолго, но проход сузился слишком уж сильно…

Не сговариваясь, мы спешим прочь, Элизабет впереди, подбирая юбку и прижимая к груди зайчишку, словно Никушка поджидает её снаружи, я — чуть приотстав. Что-то чересчур быстро всё… Мы, как землеройки, пробирались сквозь скалу целую вечность, однако ощущение времени наверняка субъективно, и в реальности прошло не так уж и много. Теперь, когда тьма позади, она не вызывает прежнего ужаса, ведь всё завершилось благополучно. Сейчас мы выберемся наверх, либо в угол обширного сада, либо в отдалённый от замка внутренний двор. Там до склепа не так уж далеко. Но воображение тотчас рисует возможные препятствия. Не может быть, чтобы вездесущая Сильвия проглядела эту лазейку. Возможно, собаки, как местные сторожа, могут свободно проскакивать туда и обратно, а нас так и спалит небесным огнём или перережет завесой, или меня выпустят, но одну, а без Элли, боюсь, мой Финал не зачтётся. Я же нашла её? Нашла. Уговорила пойти с собой? Уговорила. Стало быть, и вытащить отсюда обязана, иначе Морана посчитает задание невыполненным.

Или мы заблудимся в саду, продолжаю я себя накручивать, и пробродим до самого завершения отпущенных мне суток…

Или нас поджидает у самого выхода какое-нибудь чудовище… Впрочем, тогда собаки рычали бы. Но что, если это монстр прикормленный, натасканный только на чужаков? Что за идиотские мысли? Смотри лучше под ноги, Ванька, на таком неровном и крутом подъёме запросто навернёшься, тогда и узнаешь, ломают ли души руки-ноги, или нет…

— Свет! — Вышли! — говорим мы с Элли в один голос и зажмуриваемся, потому что слишком ярко снаружи, а тоннель заканчивается как-то вдруг, неожиданно: просто, свернув за угол, мы выскакиваем из дыры в скале прямо на зелёную траву. Вот он, сад Эль Торреса!

Тут он порядком запущен. Нестриженная трава поднимается выше пояса, до кустарников у садовника, по-видимому, давно не доходили руки, ибо через ровные когда-то контуры живых изгородей пробивается мощная дикая поросль, нетронутая секаторами. Обернувшись, вижу, что проход, из которого мы выскочили — расширенная и осыпавшаяся местами трещина, зазор между скалой и башенной кладкой. Сюда и впрямь никто не заглядывает? И потому нас никто не поджидает — ни ангел разгневанный с огненным мечом наперевес, не свирепая донна?

И почему эти кусты так странно посажены? какими-то секторами дугами, за которыми видны ещё и ещё, и дальше — сплошная зелёная масса.

— Лабиринт, — дрогнув, сообщает Элизабет. — Том, Гринни, вы ведь нас проведёте, да? Ива, сколько у нас ещё времени?

— Почти четыре часа.

— Думаешь, хватит?

— Что? — Засмотревшись на неё, я не сразу отвечаю. — Должно хватить. Элли…

Перехватив мой взгляд, она поспешно вытаскивает из кармана носовой платок, мокрый, грязный, с которого так и сыплется каменная крошка. Безуспешно пытается оттереть лицо ладонями.

— Я очень грязная, да?

— Да и я не лучше, — только и отвечаю. А самой так и хочется завопить: Элли, ты изменилась! Или просто в сумерках ты кажешься мне такой? Но только что из прибрежных пещер выкарабкалась на свет женщина лет на десять моложе той, что робко туда входила…

— Не бери в голову. — Отыскиваю взглядом собак. — Ведите, ребята.

О, вести — это как раз то, чем они обожают заниматься! Спешим вслед за ними в ближайший просвет в салатово-зелёной поросли и попадаем в хитросплетение дорожек, поворотов, ответвлений. Зелёные стены с каждым шагом становятся всё выше, гуще, и вскоре превращаются в почти монолитные, смыкаясь над головами в арку, сквозь которую еле-еле угадывается подобие неба. Но тут хотя бы не под землёй, глаза быстро привыкают к сумраку.