Сороковник. Книга 4

— Посидите немного так. Голова не кружится?

— А где Иза? — Поглядывая на опустевший балкон, машинально размазываю по лицу влагу и чувствую на губах солоноватый привкус: эта добрая женщина смочила свой платок морской водой, чтобы привести меня в чувство. — И эта… ммм… почтенная Сильвия?

— Изабель умчалась во весь дух, выпрыгнув прямо с балкона на спину Мавру. Она рисковала разбиться, но этот необыкновенный конь, кажется, сам подставил ей седло. Донна Сильвия, не сумев её удержать, потеряла к окружающему интерес и ушла, запретив кому бы то ни было в доме к вам приближаться. Её распоряжения были слышны даже отсюда. Как вы?

— Уже лучше, — медленно отвечаю, прислушиваясь к себе. — Поразительно, хлопнись я так в реальной жизни — убилась бы насмерть, а здесь — ничего… Долго я тут лежала?

— Около часа. На самом-то деле — вы ещё легко отделались, донна… Ива, да? Я слышала, как Изабель обращалась к вам, пытаясь докричаться, но вы так и не пришли в себя, а сойти с коня она не решилась, чтобы он не сбежал один. Так и умчалась на нём. Впрочем, не осуждайте её…

Потираю лицо ладонями.

— Что же мне делать? Что?

— Уходить, донна. Для вас одной дорога в склеп открыта, вы же слышали.

— Не могу. Я не могу уйти отсюда одна, понимаете? Я пришла сюда за… — начинаю сбивчиво объяснять, но женщина не слушает. Она улыбается доброй ласковой улыбкой, погрузившись в свои мысли, и её немолодое уже лицо, тронутое сеточкой морщинок на лбу и вокруг глаз, кажется вдруг настолько прекрасным, что я умолкаю. Лучистые орехового оттенка глаза сияют. Там, на берегу, я с ходу дала ей лет пятьдесят пять, а то и больше, но сейчас она выглядит ненамного старше меня.

— Вы принесли прекрасную весть, дорогая. Весть о прощении. Значит, кто-то там, наверху, решил, что я всё-таки достойна… Спасибо. — Она легко поднимается на ноги, прихватив что-то с каменных плит дорожки. — Мне больше нечего здесь делать. Оставайтесь, донна, они снимут защиту, как только убедятся, что я ушла, и вы сможете спокойно пройти к Стражу. Спасибо за всё. Я желаю вам счастья.

Не отрываясь, смотрю на то, что она держит в руках.

Когда-то бывший пушистый, а теперь изрядно облезший рыжий зайка. С подкрашенными акриловой краской глазами, с зашитым животом и многажды пришиваемыми лапами… На одном плече нитки не в тон шерсти, чёрные. Хорошо помню, как Машка не могла найти подходящих и заштопала любимца тем, что под руку попалось.

Сшитые Сонькой джинсовые штанишки на помочах.

Зажатая в лапе куриная косточка — вместо некромантовского жезла…

Подарок девочек дяде Николасу.

— Прощайте, дорогая, — говорит женщина и, кивнув, направляется прочь от замка, к дороге на Террас.

Кое-как я поднимаюсь на ноги.

Не может быть…

«А я скажу тебе так: эта Элизабет совсем не та, что явилась сюда когда-то. Сколько лет прошло наверху? Здесь — куда больше. Она не просто повзрослела, она…»

Дон Кристобаль наверняка хотел сообщить не только это.

«Вы такая добрая, прямо как тётушка Элли! Жалко только, что она такая же с…с…»

Девочка отчего-то не договорила. Случайно ли она поперхнулась?

«Тут так. Как себя чувствуешь — таким и становишься, дочка».

И если счастье от встречи с родными молодит, то вина, усиленная многократно собственной совестью, может и согнуть спину, и выбелить волосы, и состарить преждевременно. И тогда дети будут называть тебя не «сестра», и не «матушка», а более почтительно — «тётушка». Как ты сама обращаешься к пожилой няне Тэсс.

— Элли! — всё ещё не веря, окликаю я.

Она оборачивается.

— Элли, не уходи! Я не могу уйти без тебя! Я…

* * *

Мне осталось семь часов, а может, и меньше… Божечка мой, какого труда стоит убедить её — пусть не вернуться, но хотя бы сойти на обочину, за деревья, чтобы нас не было видно из замка, и поговорить!

— Это безжалостно с вашей стороны, донна Ива. — Она с нетерпением поглядывает на дорогу, оно и понятно, начинает темнеть, и ей, очевидно, хотелось бы вернуться в город до ночи. — Я… не готова к подобным переменам. Прошлое закончилось, и всё, что мне остаётся — попытаться создать хоть какое-то будущее здесь, в ином мире. Я столько лет ждала этого часа, я знаю всех своих… всех детишек Обители святой Розалинды, историю каждого, имена тех, кого они оставили в Гайе. Год за годом они уходили от меня к другим родителям, разрывая мне сердце А вы хотите, чтобы теперь, когда я смогу обнять своего ребёнка — я от него отказалась? Не будьте жестоки. Да и Нику…

Она запинается и с горечью смотрит на свои руки — смуглые, загрубевшие от постоянной работы, руки пожилой женщины, а не юной девушки.

— Николасу я такая не нужна… Это счастье, что вы здесь появились, донна Ива! Теперь вы сможете ему передать, что я бесконечно сожалею, что так вышло, и скорблю о нашей потере. Но если я смогу сделать счастливым хотя бы одного ребёнка — я постараюсь этим искупить вину перед моими… нашими малышами. Которые так и не…