Сороковник. Книга 4

— Неучтиво не пускать на порог родственников, донна Сильвия. Что касается представления — думаю, за меня это давным-давно сделала вот эта девушка… Иза, всё-таки — что ты тут делаешь? Тебя давно ждут дома.

Дамочка пренебрежительно фыркает.

— Диего ждёт, — начинаю перечислять, делая вид, что не замечаю гримасы на хорошеньком личике, — ждёт Марко, Марийка… Дети уже облюбовали для себя комнаты, но без тебя точно не лягут спать: нехорошо, если ты в первую же ночь не пожелаешь им добрых снов. Шла бы ты домой, дорогая, видишь, я даже Мавра не отпускаю, жду тебя.

Донна Сильвия судорожно сглатывает и пытается просверлить меня взглядом насквозь.

— Что ты врёшь! — неуверенно бормочет Изабель. — Этого не может быть, никогда не может, откуда ты… Ты была в приюте! — неожиданно взвизгивает она, — и там всё разузнала! Не смей так зло смеяться надо мной!

— Успокойся, Иза, она блефует, — голосом, способным погасить пламя в кипящем вулкане, прерывает старуха. — Уходите, донна Ива. Я вижу у вас на руке перстень с камнем нашего рода, и вижу тёмные вкрапления в вашей ауре; из уважения к выбору моего правнука я не буду убивать его жену. Но избавьте нас от своего общества, пока я просто прошу об этом. Уходите немедленно. Я больше не позволю той мерзавке, о судьбе которой вы хлопочете, переступить порог этого дома или осквернить своим присутствием сад. Пусть убирается. Если вы хотите вернуться в мир живых — дайте слово, что никого не потянете за собой, и я пропущу вас к дону Кристобалю. Но только вас одну, учтите.

Что ж, в какой-то мере мне нравятся такие женщины: сильные, властные, сразу расставляющие титановые точки над титановыми i. Сказали, как отрубили, и спорить бесполезно. Я и не пытаюсь. Эту скалу мне не пробить.

— Изабель, я не блефую. Тебя действительно ждут дети. Зацвёл куст, куст Элизабет, слышишь? На нём полно бутонов, Марко сам выбрал свой и указал Диего на его цветок, и уж конечно, Марика с ними, и теперь все ждут тебя, мать, а ты и не пошевелишься! Ну как так можно? Пора, наконец, взрослеть.

Женщина вцепляется в перила. Взгляд её растерян и безумен одновременно.

— Не может… не может быть… Ты лжёшь… Какого цвета розы на кусте Элизабет?

— Чайного, — отвечаю, не задумываясь. — Ах, да, это название сорта… Светло-кремовые, а серединка чуть темнее. Так как, Иза? Спускайся, мы с Мавром ждём!

— Не смей! — вскипает старая некромантша. — Не смей переманивать её к себе! Я тебе не верю. Не могла та предательница получить прощения свыше за свой страшный грех…

— В чём же грех-то? — искренне удивляюсь я. — В том, что молоденькая девочка любила мужа и хотела с ним увидеться, пусть и на другой стороне? А позвольте спросить, донна Сильвия, вы-то где были всё это время? Говорят, мёртвые многое знают о живых, особенно некроманты, и даже могут общаться. Не поверю, чтобы девочка угасала без вашего ведома. Если не вы, то где была моя тёзка, ваша — кто она вам, дочь или внучка — Иоанна-Мария-Софья? Ну, ладно, с безголовой Мирабель спросу нет, она только собой и занята, но вы-то, главы рода… Думаете, я не поняла, кто у вас на самом деле старший в семье? Вы-то где были? И никто даже не просёк, что девушку всё это время зомбировали?

Распалившаяся донна Сильвия уже было приподнимает угрожающе жезл, когда незнакомое слово заставляет её нахмуриться.

— Зомб… Что делали?

Так. Этот термин, видимо, в Гайе вошёл в обиход позже…

— Накручивали. Внушали гнусную идею, что Элли встретится с мужем здесь, у Мораны, что Николас ждёт её тут с детьми. Тот же самый тип постарался, что потом вашей Изе внушил, что если она хочет Магу, ей нужно родить только от него, а чужих детей он не признает… — Меня несёт в порыве вдохновения, я собираю разрозненные крупицы того, что услышала в разные времена и от разных людей, в единое целое. — Да любой некромант с радостью примет дитя, от кого бы оно ни было, вы же сами знаете. Игрок, этот демиург доморощенный — влезал в чужие мозги и заставлял людей плясать под свою дудку. Я вас спрашиваю, донна Сильвия, где вы были всё это время, а?

— Ты! — гневно прерывает она. — Ты, чужачка, явилась в мой дом, обвиняешь меня неизвестно в чём, корчищь из себя всезнайку, хотя и в подмётки мне не годишься… Довольно!

— Не надо! — в ужасе кричит Изабель, пригибаясь и прикрывая голову руками.

С воздетого к небесам жезла срывается молния и бьёт точнёхонько под копыта Мавра. Дико заржав, конь взвивается на дыбы, и я лечу куда-то вверх и назад, и с такой силой рушусь на землю спиной и затылком, что болевая волна гасит сознание.

* * *

… Да что за ерунда… Второй раз за сегодня меня приводят в чувство, возя мокрой тряпкой по лицу. Морщась от ломоты в затылке и неприятно щиплющей влаги, пытаюсь отвернуться.

— Всё хорошо, — говорит ласковый женский голос, непохожий ни на чересчур звонкий Изин, ни на надтреснутый донны Сильвии. — Здесь быстро всё заживает.

Мне приходится сделать усилие, чтобы вспомнить, что, собственно, произошло. Кто это? Ах, да, кажется, та самая рыбачка, которую я увидела на берегу, едва сюда угодив… Она помогает мне подняться.