— Так то раньше, доча. Давно хотел это сделать, да при жизни не пришлось. А тут гляжу — заходит в сад этакий красавец, — он делает ударение на последнем слоге, — весь из себя, рослый, чернявый, глазищи чёрные, лицом — один к одному в твоих девок. Он и назваться не успел, сразу стало ясно, кто к нам припожаловал. Я тут в грядках ковырялся, ну, лопату в сторону, пошёл, не торопясь, навстречу, да и вмазал от души, пока тот подвоха не ожидал. Лопату, заметь, с собой не потянул, хоть и была мысль — черенком огреть.
Я даже глаза закрываю. Вот это встретили…
— А он — ничего… И не пошатнулся. Только глаза полыхнули. Скулу потрогал — вроде как удивлённо — и говорит: правильно, мол, следовало ожидать. Всё? Всё, говорю, раз сам явился — значит, вроде как с повинной, а за одну вину дважды не бьют. Так вот и познакомились.
— Подожди… Пап, а когда это было? Почему сейчас-то его нет?
— Позавчера, доча. Мы тут с ним да с парнями день ещё сидели-гудели, про тебя расспрашивали да про него самого, надо же новую родню узнать. Потом ушёл, сказав, что долго теперь не появится, а вот нам с тобой ещё можно повидаться, если правильного гонца послать. Занятно, ох и занятно с вами всё приключилось, я тебе скажу, и как же это ваши дорожки-то пересеклись? Не с кем-то — с некромантом, считай, с колдуном, они у нас-то все повывелись…
— Брось, отец, — решительно вмешивается мама. — Там, наверху, до сих пор и шаманы камлают, и пророки по земле ходят. А здесь-то кто тебе помог деда с батей отыскать? Ведун. Тут ведь, Ванечка, — переключается на меня, — кого только не встретишь, да из разных времён… У нас город — посовременнее, к чему привыкли, там и живём, а вот ниже по Дону — станица, как из Шолохова списана, ещё дальше стрелецкий городок, потом славянское городище. Все свои, все уживаются. А однажды — не поверишь! — я самого Муромца видела, Илюшу, он с товарищами монастырь местный навещал, там его друг-настоятель, из наших мест родом, после кончины сюда вернулся. Вот Муромец-то и решил проведать, из самого Киева заявился. Только особо с предками не пообщаешься, если в старославянском не силён. Я, хоть кое-что с университета помню, и то на первых порах на пальцах изъяснялась, пока не разговорилась как след…
Она придвигает ближе блюдо с пирогами.
— Попробуй, Ванечка. Любимые твои, с капустой и грибами.
Отец перехватывает её руку, ласково пожимает.
— Мать у нас молодец. Миротворица. А то ведь наши парни, как твоего Магу ненаглядного увидели, аж взъерепенились, ну, думаю, быть драке. Тоже ведь зуб на него точили. А она спокойно так сказала: "Тихо, мальчики, уймитесь, сам ведь пришёл, гость дорогой. Лучше поздно, чем никогда. Давайте лучше знакомиться". И первым делом всех за стол, ты же знаешь, как у нас…
— Недобрую он нам весть принёс, — тихо говорит мама, опустив глаза. — Я уж совсем плакать собралась, узнав про тебя… Вроде бы и увидеться хочется, и обнять, а как представишь, что ты умерла, так горько становится. Молодая ведь совсем, детей сиротами оставила. Но Марик твой объяснил, что ты ещё можешь вернуться к живым. Поэтому, Ванечка, мы тебе, конечно, рады, но ты у нас особо не засиживайся, чтобы не опоздать своё дело сделать. Очень уж мы за тебя волнуемся.
Марик… Не могу удержаться от улыбки. Только мои родители безо всякого почтения могли сократить гордое имя Маркоса дель Торреса да Гамы до столь простого, домашнего, варианта. Подозреваю, Маге это понравилось…
Вспомнив кое-что, торопливо выуживаю из-под блузки скользнувший когда-то в вырез и оттого сейчас незаметный медальон-таймер, доставшийся от Галы. На странном двадцатичетырёхчасовом циферблате с римскими цифрами единственная фигурная стрелка замерла между двумя и тремя часами. Время ещё есть.
— Ещё полчасика, — говорю умоляюще. Покинуть их прямо сейчас я не в силах.
Но и через полчаса, минувших по моим внутренним ощущениям, стрелка остаётся на месте. То ли время шуткует — ведь, по словам родителей, Мага отчего-то был здесь два дня назад, а для меня после нашего расставания отстукало не более трёх-четырёх часов! — то ли выделена мне какая-то льгота… Версию, что таймер может остановиться, я сперва отметаю, а затем задумываюсь. А не получится подлянка, как у Настеньки из "Аленького цветочка"? Только здесь не сёстры-злодейки, а сама Морана или Персефона стрелку придержат, чтобы я забылась и осталась тут навсегда. С них станется — для большего интереса подгадить, усложнить Игру.
Персефона…