Сороковник. Книга 4

— Маленькая глупая девочка… — Сам того не зная, дон Кристобаль слово в слово повторяет отзыв Маги о последней супруге. — Хотела расчистить место для новых отношений, решив, что Маге нужны лишь его собственные, а не чужие дети, не понимая, что каждый из нас с радостью воспитает дитя от своей женщины.

Наступает долгое молчание.

— Её счастье, — продолжает, наконец, дон, — хотя не знаю, можно ли это назвать счастьем… Она встретила здесь своего бывшего возлюбленного, который, представь себе, частенько сюда наведывался. Спросишь, зачем? С той же целью, что и Элизабет: ждал любимую душу. Да, девочка, смерть на многое заставляет взглянуть по-иному. У этих двоих только здесь открылись глаза, и лишь умерев, они поняли, что никто другой им не нужен. Хотя, конечно, Диего долго не мог её простить. Но прошло и это. А-а, вот к кому ты можешь наведаться для расспросов! Диего содержит гостиницу и уж точно знает все последние новости. Здесь ведь, как и везде, люди путешествуют, переезжают, и по привычке любят останавливаться в гостиницах, даже если при жизни не очень-то их жаловали. Всё, что напоминает прошлое, пользуется большим спросом. Так что — вот тебе два места, где ты можешь что-то разузнать: приют святой Розалинды и гостиница "Осень патриарха".

Я от души пожимаю серебряную руку в серебряной латной перчатке и собираюсь уже сползти с жёсткого сиденья, но пожилой дон удерживает мою ладонь. Пытливо заглядывает в глаза.

— Ты уверена, девочка, что тебе нужно именно это?

Обращение на "ты" дружеское, по-настоящему родственное, и отзывается в груди теплом.

— Нужно, — отвечаю. — Понимаете, Элли ведь не знает… Мне обязательно нужно ей сказать…

Сглотнув пару раз воздух, умолкаю. Я не могу, не могу даже упомянуть об обещании Мораны, слова застревают в горле. Понаблюдав, как я беззвучно разеваю рот в попытке что-то донести, Глава рода качает головой:

— Не старайся, донна. Видимо, о чём-то тебе запрещено говорить вслух. Подумай лучше: ты ведь можешь и не найти Элизабет. Задание твоё, хоть с виду и простое, но наверняка сопряжено или с какой-то опасностью, или с чересчур сложной головоломкой, на решение которой требуется время, а его у тебя как раз в обрез. Видишь ли… — Он задумывается. — Могу предложить один вариант. Правда, он вряд ли уложится в рамки этого вашего Сороковника, но для тебя он может оказаться хорошим шансом. Слушай. Пойти разыскивать с тобой Элли я не в силах, но вернуть в мир живых могу попытаться. Я ведь не зря при знакомстве сообщил, что возвращаю в прежнюю жизнь: мне даны способности отправлять назад, в мир живых, души нашего рода, а ты уже давно, что ни говори, дель Торрес да Гама. Подозреваю, в твоей обережной ауре и при жизни была уже примесь нашей черноты… Но надо поторопиться. Некромант может уйти с этой стороны в трёх случаях: или его позовёт живой, умеющий это делать, или его подтолкнут с этой стороны. Третий даже не рассматриваю… Так вот: я тебя и вытолкну. Но только не позже, чем пройдут отпущенные тебе сутки, ибо есть у меня опасение, что механизм Финала хитроумен и провести себя не даст: опоздаешь — твоё тело умрёт. И тогда, даже если твоим друзьям удастся каким-то образом всё же оживить мозг и ты не останешься на всю жизнь растением — боюсь, на детях это скажется плохо.

— Я… не могу, — отвечаю после паузы. — Понимаете… это будет жульничество. Морана не простит. Боюсь, что Игра мне в таком случае не зачтётся, и всё будет напрасно.

— Игра… — В раздражении дон Кристобаль стучит костяшками пальцев по постаменту. — Далась тебе эта Игра… Вот что. Твои намерения благородны и мне понятны, но ведь, может статься, Элли сама не захочет возвращаться. Что тогда? А-а, вот оно… Морана дала тебе задание, подразумевая, что эта глупышка безропотно согласится с тобой пойти. А я скажу тебе так: эта Элизабет совсем не та, что явилась сюда когда-то. Сколько лет прошло наверху? Здесь — куда больше. Она не только повзрослела внешне, она многое передумала, перевернула у себя в голове чёрт знает как и… Вот что я тебе скажу: сто против одного, что, снедаемая чувством вины перед Николасом, она откажется к нему вернуться. Ты думаешь, зачем она его тут поджидает? Только чтобы вымолить прощение. Ни о какой любви даже речи не идёт, причём давно. Прощение — это всё, что ей нужно.

Высморкавшись, прячу в карман носовой платок.

— Пусть так, — говорю дрожащим голосом. — Тогда я уговорю её пойти со мной хотя бы под этим предлогом. Пусть попросит прощения сейчас, а не через сто лет или сколько там ещё протянет Ник. Это ж рехнуться можно — столько времени себя изводить. А потом пусть делают, что хотят.

Глава рода с сомнением покачивает головой.