Вот они, предки, застыли в камне. Кто-то смотрит на меня задумчиво, и в мраморных глазницах мелькает странный отблеск, словно отголосок мысли, но большинство… спит сном, вовсе не похожим на вечный. Вот, прикрыв глаза рукой от света, задремала молодая женщина, уронив на колени рукоделье, устало прикрыл глаза мужчина, заложив пальцем страницу в отложенной книге… Уснул малыш, раскинувшись во сне и свесив ножку с края самого маленького саркофага, почивает в креслах пожилая супружеская чета, грезит наяву, полуприкрыв веки юная девушка, почти девочка, замерев с недоплетённым цветочным венком в полудетских руках…
Каждый на своём надгробье.
Смерть — не небытие, явственно говорят они. Смерть — успение. Каждый из нас в какой-то миг закрыл глаза в одном мире — и очнулся в другом, и то, что ты видишь — лишь напоминание о наших бренных оболочках, оставшихся там, в мире живых. Эти гробницы так же пусты, те же кенотафы, что ты видела в первом зале, а мы все — тут, неподалёку, в нашем доме, в Эль Торресе, куда, возможно, тебя ещё приведёт очередная дорожка. Мы живём и здравствуем — насколько возможно здесь это определение, мы любим, общаемся, строим планы, ссоримся и миримся, учимся и ведём исследования, пишем стихи и читаем романы… У каждого — своя новая жизнь, но тебе о ней в подробностях узнавать ещё рано…
Пожилой воин с чеканным суровым профилем открывает глаза и снимает шлем, богато украшенный. Он единственный — не в мраморе, а в серебре, и гробница его ровно в центре зала. Невысок, но строен и осанист, гордый разворот плеч, царственный поворот головы… Я не пугаюсь, ибо давно ожидала чего-то подобного. Рано или поздно кто-то должен был заговорить со мной.
— Приветствую, донна…
Голос с металлическими нотами эхом отталкивается от стен. Мужчина, поморщившись, обнаруживает изрядное сходство с доном Теймуром. Поправляет перевязь лёгкого меча, внимательно смотрит под ноги…
— К сожалению, донна, не могу приветствовать вас должным образом, присутствуя на одном с вами уровне. Может не хватить энергии на обратный прыжок, ограничимся разговором. Надеюсь, вы не в претензии? Базиль Кристобаль Антуан дель Торрес да Гама, к вашим услугам. Основатель рода, а потому — бессменный страж этих мест. Прихожу на помощь вновь прибывшим, либо направляя в здешнюю жизнь, либо возвращая к прежней, в зависимости от обстоятельств появления. Чем могу быть полезен? Судя по тому, откуда вы пришли, вы не из наших, и тем не менее, в проблесках остаточной ауры есть в вас нечто, свойственное только Темным.
Изящно прихватив юбку, мне удаётся изобразить нечто, напоминающее реверанс, приличествующий случаю.
— Иоанна Ванесса дель Торрес да Гама, — представляюсь официально. И вижу, как вдруг дёргается серебряная щека и страдальчески заламывается бровь. Предок явно эмоциональнее своего отдалённого потомка. — Попала к вам не по своей воле, дорогой дон…
— Кристобаль, — подсказывает он. — Из моих имён наиболее приятно звучит в женских устах именно это, во всяком случае, мне всегда так казалось. Что с вами стряслось, дорогая донна? И чья вы супруга? От своей пра-пра-правнучки я иногда узнаю новости земной жизни, но мы нечасто разговариваем, она уже не в том возрасте, чтобы подолгу беседовать с предками. Итак, донна, поведайте мне свои печали.
— Я - жена Маркоса, — начинаю не слишком уверенно. И не только потому, что ещё не совсем свыклась со статусом жены, просто не так-то это привычно — разговаривать с серебряной статуей. Но ничего из того, что со мной происходит в последнее время, к разряду обычного не относится, а потому приходится в очередной раз брать себя в руки и приспосабливаться к обстоятельствам. — И уж, конечно, попала сюда не по собственному желанию. Видите-ли, я разыскиваю Элли… Элизабет Грей…
Слово за слово — и мне приходится вкратце пересказать свою историю. Под конец моего монолога дон Кристобаль, задумчиво прохаживающийся по верху своего надгробья, скрещивает руки на груди и постукивает пальцами по наплечью доспеха.
— Я вас понял, несравненная. То-то мне показалось кое-что странным в вашем облике… Значит, де-факто вы ещё живы. И разыскиваете эту девочку… Вынужден огорчить: я не могу указать вам на её местонахождение нынче. Появившись здесь однажды, она пришла снова лишь через двенадцать лет. Несколько визитов к Лете не умалили её боли и не приглушили страданий, и, в конце концов, бедняжка решила дожидаться наречённого супруга, сколько бы времени это не заняло. Пусть даже он обзаведётся новой женой, одной или несколькими, обрастёт семьёй, детьми, внуками и правнуками прежде, чем перейдёт в этот мир — она решила больше не пить из реки забвения, видя в своих муках заслуженное наказание.
— За что? — срывается у меня невольно.