Собрание сочинений. Том 8

По Америке, столь многодетной,
                                                      но строго диетной,
где ни яблок моченых,
                                     ни хрустких соленых груздей,
я веду «Кадиллак»,
                                а со мною мой сын шестилетний —
к пятилетней возлюбленной
                                               сына везу на «birthday».
Заблудилась машина моя.
                                         Все вокруг до испуга похоже.
И жестоко пророчит
                                  сынишка рассерженный мой:
«Знаешь, папа,
                       с тобой может что-то случиться похуже,
Ты однажды возьмешь
                                      и забудешь дорогу домой».
Суеверно я вздрогнул,
                                     задумался ошеломленно.
Что ты сделал со мною,
                                       пророчеством не пожалев?
«Где дорога домой?» —
                                      себя спрашивали миллионы
под крестами в Стамбуле,
                                   в Шанхае,
                                           на кладбище Сен-Женевьев.
Несвобода уродкой была,
                                      и свобода у нас изуродованная.
Лишь бесчестье богатства
                                           да глупая честная нищета.
Страшный выбор —
                                 безденежье или безродинье.
Где Россия?
                    Прикончена бывшая.
                                                       Новая не начата.
Все надеялся я,
                          что нахапаются,
                                                     наиграются.
А они зарвались.
                            Никакой им не нужен поэт.
Происходит
                    выдавливание
                                 в эмиграцию.
                                              Но поэзия – воздух души.
                                       Эмиграции воздуха нет.
Я тот воздух России,
                                   который по свету кочует
и ночует,
               порой неуверенный —
                                                    что за страна,
но, как только отраву почует,
                                                 себя он врачует
тем, что пахнет,
                           как будто с лесной земляникой стога.
Мой двойник шестилетний,
                                             за маму и папу болельщик,
                                                                     мирильщик,
я запутал себя и тебя.
                                    Но моя ли, и только, вина?
Мир запутался тоже.
                 Дорогу домой так отчаянно в мире он ищет
и не может найти,
                              а не только Россия одна.
Петербург никогда не вернется в другой Петербург —
                                                     Александра Сергеича,
как в Париж д’Артаньяна —
                                              макдональдсовый Париж.
«Где дорога домой?» —
                                     слышу я голоса над планетою,
                                                                           тлеющей
и от пепла идей,
                           и от стольких других пепелищ.
Я дорогу домой
                          по кусочкам в себе раздобуду.
Я сложу их в одно.
                               За отца не пугайся,
                                         наследник запутанный мной.
Не забуду дорогу домой.
                                         Я иначе собою не буду,
потому что для стольких
                                          я тоже – дорога домой.

25 ноября 1995

Голос