Собрание сочинений. Том 8

Да, тот самый —
                            из тринадцати
работяг,
а над ликом трепыхается
белый —
              самый смелый —
       флаг.
Где-то за семью затворами
церковные чины
тянут за переговорами
липтоновские чаи.
Ну а белый флаг,
                            как парус,
виден танкам на мосту.
Что за родина попалась
россиянину Христу!
И в него многострадального
целятся из-за угла.
Нет Христа официального
и не будет никогда.
Говорят,
             нашли две пули.
В спину,
              в грудь
                         был ранен он, —
двое снайперов шмальнули
с двух воюющих сторон.
Белый флаг на землю выпал.
Сжались намертво уста.
Твой, Россия,
                      лучший выбор —
если выберешь
                        Христа.

12

Христос бывает всеми нами,
когда мы поднимаем знамя,
но не вражды,
                       а примиренья —
и эту правду примет время.

Не на горе всем буржуям,
а вконец спалив страну,
неужели мы раздуем
вновь гражданскую войну?

Моровой пожар в крови…
Господи,
              останови!

13

Что дрожишь,
                       Москва-старушка,
как октябрьский Петроград?
Танки русские
                        по русским
так невесело палят.
И девчоночка с коляской
с недостаточной опаской
загляделась,
                     как ползут
грузной грудой металлической
танки —
              в кухне политической
вроде кухонных посуд.
А коляска тоже двигалась,
по неровностям распрыгалась.
Ой, люли, люли, люли…
И колесики резиновые,
став нечаянно разинями,
оскользнулись,
                         поползли
внутрь зияющей земли.
Мама доченьку хранила,
каждый волос,
                        ноготок,
но коляску уронила
в яму,
          прямо в кипяток.
В ненарошном изуверье
все случилось…
                          Не впервой…
Взвыла мать
                     совсем по-зверьи,
заглушив снарядный вой.
Она долго голосила
у кипящих страшных щей,
как Россия над Россией,
что не стала будущей.
Работягам дали выговор,
а Христа с работы выгнали,
но, поскольку был убит,
был приказ об увольнении
без особого волнения
позабыт.
Чтоб замазать эту драму,
залили асфальтом яму,
словно черною икрой.
Хоть банкет на всех открой!
Еще долго говорили,
как девчоночку сварили,
ну а после замолчали —
лишь бы не было печали.
Говорят,
              что одна женщина
тихая,
           седым-седа,
сюда ходит ночью шепчуще,
но не плачет никогда.
Говорят,
              была ткачиха,
нынче вроде медсестра,
и асфальт целует тихо,
где, конечно, нет креста…

14

Господи,
              ты —
                      это мы.
От сумы
              и от тюрьмы,
                                    от войны, как от чумы, —
от любой войны —
                               гражданской,
мировой и марсианской,
Господи,
              спаси!
Господа во многих ликах,
в наших бабушках,
                                каликах,
в наших детях,
                         в их улыбках,
в наших будущих великих,
                                             без которых нет Руси…
Господи, прости…
                             Спаси.

ЭПИЛОГ

Ух, какая вьюга —
                              не найти друг друга…
                                                                  Вьюга!
Скрылась вся округа,
                                    прячась от испуга…
                                                                    Вьюга!
Холод, как зверюга…
                                  Где моя подруга?
                                                               Вьюга!
Нам всем сегодня туго —
                                          ох, как туго…
Кто там воет в трубы,
                                    в снеговые трубы?
                                                                  Трупы…
Под ногами чьи-то
                               выбитые зубы.
Кто мы с вами – люди
                                      или душегубы?