Собрание сочинений. Том 8

Израиль Борисович Гутчин
и в юности не был могучим,
но грудь ободрал о стволы
и хвойных накушался игол,
когда с парашютом он прыгал
во вражеские тылы.

Потом оказался он в нетях,
ненужный властям кибернетик,
не очень-то, в общем, в цене.
Вот бывших солдат безоружность —
убийственная ненужность
в спасенной их кровью стране.

Потом на машинке начпокал
десяток брошюр научпопных,
но было стране все равно.
Помог записать мемуары
стареющей царственно Лары
и жаждал хоть крохотной кары,
да все диссидентские нары
заполнены были давно.

И может быть, от перекрута
простреленных некогда стоп
он прыгнул, но без парашюта
в Америку, на небоскреб.

Да где небоскреб-небоскребик
в одиннадцать лишь этажей,
но здесь, в квартиреночках скромных
жив дух фронтовых блиндажей.

Для бывших солдат и матросов
последний окоп – в США.
Про камень заветный Утесов
поет с хрипотцой, не спеша.

И есть на одной этажерке
внутри незабывшихся строк
билет на концерт Евтушенки,
как «оттепели» лепесток.

Еще мы не всё отстрадали,
но в этих совсем не дворцах
звенят за победу медали
на стольких разбитых сердцах.

Бойцов эмигрантских дивизий
всем Гарвардам не подсчитать.
Крик женский: «Ну где же ты, Изя?
Неужто на крыше опять?»

На крыше, закутанный в тучи,
стоит, никого не виня,
Израиль Борисович Гутчин,
спаситель страны и меня.

Как будто предчувствье терзает —
что небо ракеты прошьют
и что из лесов партизанских
за ним прилетит парашют…

1995

Перепутанные бирки

В Баку старушка – нянечка родилки —
погромщикам сказала не в обман:
«Назад! Я перепутала все бирки…
Теперь вам не узнать – кто из армян…»

И кто – с велосипедными цепями,
кто – с финкой, кто – с обломком кирпича,
погромщики угрюмо отступали,
«Предательница!» – сдавленно рыча.

А за спиной старушки без печали,
к их счастью, видя мир наоборот,
народы одинаково пищали,
совсем не зная – кто какой народ.

Любой из нас – мозаика кровинок.
Любой еврей – араб, араб – еврей.
И если кто-то в чьей-то крови вымок,
то вымок сдуру, сослепу – в своей.

Мы из родилки общей, не пробирки.
Бог перед сумасшедшим топором
Нам до рожденья перепутал бирки,
И каждый наш погром – самопогром.

Наш общий Бог, спаси от свар кровавых
детей Аллаха, Будды и Христа,
той няней перепутанных в кроватках,
безбирочных, как жизнь и красота…

26 июня 1995

Непрочтенные «Бесы»