Собрание сочинений. Том 2

Я жаден до людей,
и жаден все лютей.

Я жаден до портных,
министров и уборщиц,
до слез и смеха их,
величий и убожеств.

Как молодой судья,
свой приговор тая,
подслушиваю я,
подсматриваю я.

И жаль, что, как на грех,
никак нельзя успеть
подслушать сразу всех,
всех сразу подсмотреть!

1 августа 1957

«Пахнет засолами…»

В. Бокову

Пахнет засолами,
пахнет молоком.
Ягоды засохлые
в сене молодом.

Я лежу,
            чего-то жду
каждою кровинкой,
в темном небе
                      звезду
шевелю травинкой.

Все забыл,
                все забыл,
будто напахался, —
с кем дружил,
                      кого любил,
над кем надсмехался.

В небе звездно и черно.
Ночь хорошая.
Я не знаю ничего,
ничегошеньки.

Баловали меня,
а я —
         как небалованный,
целовали меня,
а я —
        как нецелованный.

1 августа 1957

В тылу

На Лене,
              Онеге,
куда ни взгляни,
тяжелые снеги, тяжелые дни.
Шла к девкам,
                      шла к бабам
дурная тоска,
звала за шлагбаум,
туда, где войска.
Их дроли,
                матани
там шли на врага,
а бабы метали
сено в стога.
Подушки кусали
от женской тоски,
но сено метали
совсем по-мужски.
Как страшная сила,
толкало вперед
страдание тыла
грохочущий фронт…

1 августа 1957

«Играла девка на гармошке…»

Георгию Адамовичу

Играла девка на гармошке.
Она была пьяна слегка,
и корка черная горбушки
лоснилась вся от чеснока.

И безо всяческой героики,
в избе устроив пир горой,
мои товарищи-геологи,
обнявшись, пели под гармонь.

У ног студентки-практикантки
сидел я около скамьи.
Сквозь ее пальцы протекали
с шуршаньем волосы мои.

Я вроде пил, и вроде не пил,
и вроде думал про свое,
и для нее любимым не был,
и был любимым для нее.

Играла девка на гармошке,
о жизни пела кочевой,
и шлепали ее галошки,
прихваченные бечевой.

Была в гармошке одинокость,
тоской обугленные дни
и беспредельная далекость,
плетни, деревья и огни.

Играла девка, пела девка,
и потихоньку до утра
по-бабьи плакала студентка —
ее ученая сестра.

1 августа 1957

«Была тайга темным-темна…»

Была тайга темным-темна.
Побеги елок я глодал
и мертвых комаров тела
с водой болотною глотал.
Шатаясь, вышел я к реке
и, на жнивье упав сухое,
обрывок потный сжал в руке
кобылой пахнущей супони.
Я был еще живым-живой,
но уходил из тела голос,
и над моею головой
стоял высокий черный колос,
и, глядя в черный небосклон
печально и потерянно,
слегка покачивался он,
как маленькое дерево.
Луна качалась, искривясь,
и, всеми звездами кренясь,
покачивался космос,
наколотый на колос…

2 августа 1957

Лед