Собиратель рая

Доктор был доброжелательный, сочувствующий, понимал, как нелегко бывает с такими, как Марина Львовна, вот только… как же его звали? Сергей Петрович? Не похоже. Владимир Петрович? Опять нет. Кирилл бывал у него с матерью много раз, ни разу не ошибался, называя по имени-отчеству; куда же теперь они подевались? Черт, он ненавидел забывать! Это было предвестием болезни матери, напоминанием, что она передается по наследству и вот уже стучится в его двери! Всё водка виновата, наверняка какая-нибудь паленая, водка и этот ветер, свистящий в ушах, выдувая из головы слова и мысли! Сейчас, сейчас он вспомнит. С места не сойдет, пока не вспомнит! Кирилл встал и принялся потерянно озираться, будто надеялся выловить подсказку из снежных потоков, косо летящих сквозь конусы фонарей. Цепочка его следов исчезала под новым снегом у него на глазах так же, подумалось ему, как пропадает для матери каждый сделанный ею шаг. Как будто у нее за спиной непрерывно метет невидимая метель, стирающая недавнее прошлое. С одной стороны улицы стояли высокие дома, с другой – длинное низкое строение, наверное, какой-нибудь склад, и повсюду, где только были источники света, фонари или горящие окна, был виден летящий снег, ничего, кроме снега. В нем терялись все контуры, ориентиры, направления и приметы, пропадали люди и машины, взгляду не на чем было задержаться, не за что зацепиться. У Кирилла голова пошла кругом, и метель представилась ему вырвавшейся наружу болезнью Марины Львовны, кружащейся над ним, над улицей, над городом, над страной. Его замутило, и он подумал, что хорошо бы вырвало, тогда, наверное, станет легче. Но Кирилл мало ел, и сблевать не получилось.

Алексей Петрович – вот как зовут врача! Конечно же, Алексей Петрович, как он мог забыть?! Невысокий, в помятом халате, с обрюзгшим – точно давно не высыпался – лицом, избегающим глядеть в глаза, всегда косящим в сторону. И с постоянной рассеянной, а может быть, виноватой и извиняющейся улыбкой на губах. “Больные наши разваливаются, просто рассыпаются на глазах, что ты с ними ни делай, – признавался он Кириллу. – Вчера еще она поднимала по команде обе руки, а сегодня уже забыла, что значит “поднимать”, завтра забудет, что значит “рука”… И ничего нельзя поделать, только замедлить, никак не остановить! Никак!” Чему уж тут улыбаться? Кирилл подозревал, что от ежедневной работы с десятками рассыпающихся людей, которым он ничем не может помочь, доктор должен был и сам давно сойти с ума и только усилием воли сохранять видимость нормальности. Несколько раз Кирилл действительно замечал у Алексея Петровича странноватый блеск в глазах, но в целом видимость нормальности он поддерживал пока неплохо, даже перегаром от него почти не пахло, только слишком сильно туалетной водой, заглушающей перегар, да дрожь в руках становилась очень заметной, когда он брал какую-нибудь бумагу со стола. Она так и ходила ходуном в его пальцах, поэтому руки доктор держал, как правило, на коленях и старался ничего на своем столе не трогать.

– А матушка ваша еще молодец, – не слишком убедительно ободрял он Кирилла. И, оглянувшись на сидевшую рядом Марину Львовну, переспрашивал: – Правильно я говорю, молодец?

Мать с готовностью улыбалась, выражая полное согласие быть молодцом, раз доктор от нее этого хочет.

– Конечно молодец! Вы бы на других посмотрели. А она у нас еще ничего, очень даже ничего…

Марина Львовна вся прямо сияла, оттого что ее похвалили, нимало не смущаясь, что в ее присутствии о ней говорят в третьем лице.

– Ну что ж, пройдем небольшой тестик.

Каждый раз, когда Кирилл с матерью приходил к врачу, он задавал ей ряд вопросов, чтобы оценить ее состояние. Марина Львовна обычно без ошибки отвечала, какой сейчас год; если успевала подготовиться, называла месяц, число и день недели, легко вспоминала дату своего рождения и повторяла вслед за Алексеем Петровичем “стена, яблоко, окно” в обратном порядке. Лучше ли, хуже ли она справлялась со всеми подобными вопросами, кроме одного:

– Как называется страна, где мы живем?

Без заминки и даже с заметной гордостью Марина Львовна отчеканивала:

– Союз Советских Социалистических Республик!

Алексей Петрович качал из стороны в сторону головой.

– Нет? – удивлялась мать.

Снова качание. Врач молчал, давая ей шанс вспомнить без подсказки.

– Не Союз Советских Социалистических…

– Нет, – с сожалением говорил врач, как бы и сам сокрушаясь, что не Союз.

– Ну тогда я не знаю…

– Что у нас произошло в девяносто первом году?

– В девяносто первом году? Понятия не имею. – Марина Львовна недолго делала вид, что думает. – В девяносто первом году много чего произошло.

– Имеющее отношение к названию страны, где мы живем.

Мать пожимала плечами и оборачивалась за помощью к Кириллу, но тот не должен был ей подсказывать. Он уже говорил ей правильный ответ перед тем, как войти в кабинет, и теперь ему оставалось только удивляться, как быстро он выветрился из ее памяти, не оставив следа.

– В девяносто первом Союз распался и на его месте возникла…