В тот год я выучил английский

Жан-Франсуа Дюваль В тот год я выучил английский

Посвящается Майку P.,

Джонни Винтеру,

Стиву Рэй Вогану,

Джону Мэйоллу

и 123 бутылкам «Джека Дениэла»

«She was just Seventeen You know What I mean».

John Lennon ET Paul McCartney

«Кто попытается найти смысл в этом рассказе, будет подвергнут преследованию. Тот, кто попробует отыскать здесь нравоучение, будет изгнан. А тот, кому захочется найти сюжет, будет расстрелян».

Марк Твен. «Приключения Гекльберри Финна»

«Наши усталые глаза продолжают пылко и постоянно искать, как выхватить из жизни то, что давно прошло, хотя мы всё еще ждем, оно исчезло незаметно, пролетело словно молния, на одном дыхании, вместе с юностью, силой и романтическими иллюзиями».

Джозеф Конрад. «Юность»

1

Еще Армстронг не ступил на Луну, как я чуть не сыграл в ящик. Мы возвращались из Шотландии в Кембридж. По радио играли «Битлз» «Lady Madonna», и Элвис пел «Guitar Man». На повороте наш «мини-купер» вылетел с дороги, пробил небольшую каменную стенку и перевернулся. Симон не вписался в поворот. Я подумал, надо же, как случилось — мне восемнадцать, и я умру. Казалось, это длилось целую вечность. Машину кидало из стороны в сторону, стену разнесло вдребезги, и камни разлетелись во все стороны, настоящий миниатюрный «вселенский взрыв». Нас выбросило наружу, Тим зажимал руками живот, Симон ругался, а я, хоть и не чувствовал никакой боли, заметил, что рука вся в крови. Я даже не успел толком осознать, что выжил. В стене образовалась круглая дыра, в которой «мини-купер» напоминал смятую консервную банку. «Скорая помощь» стала настоящим подарком ко дню рождения на этой безлюдной дороге. Кто же ее вызвал? Этого мы никогда не узнаем.

Нас забрали, даже не удостоив сирены, да и зачем шуметь на пустой дороге. Противостолбнячный укол, перевязка. Симон извинялся снова и снова, ведь это его вина, он не должен был поддаваться их родовому искушению — рисковать на крутом вираже. Мне показалось, что я воскрес или заключил сделку с дьяволом. А даже если умер, то для меня настала новая жизнь.

В Париже начинались волнения. Мы, конечно, ничего не знали об этом. Это был апрель 1968 года.

2

Уже три месяца я жил в доме миссис Смит и ее мужа-дантиста, им обоим было под шестьдесят, за свою долгую жизнь они объехали полмира (и видели многие страны), поэтому мы и придумали игру: я называл страну или регион, а они отвечали, бывали там или нет. Китай, Антарктика, ну да-да, конечно, они там проезжали. Они рассказывали о путешествии на джипе по Африке, о Советском Союзе и его пришедшей в упадок армии, о необходимости сдерживать коммунистов во Вьетнаме. «И если этот план провалится, то по принципу домино рухнут и западные страны».

В свои восемнадцать лет у меня было ощущение, что я ничего не знаю и ничего еще толком не сделал, а мистер Смит еще острее давал мне это почувствовать. Однако в последующие несколько дней боги словно изменили отношение ко мне, и я ввязался пусть в маленькое, но приключение. Во время нашего шотландского путешествия мы с Тимом и Симоном не раз ночевали в молодежных гостиницах, порой в настоящих замках, около водяных мельниц, чьи колеса будили путников на рассвете шумом и брызгами воды. На пике Джона О’Гроата[1] несговорчивая хозяйка гостиницы, где предусматривался только ночлег и завтрак, настоящая ведьма, встретила нас очень холодно.

Поздно вечером, когда я уже собирался юркнуть под одеяло, с удивлением обнаружил в ногах три обжигающие грелки — истинная благодать. Наутро за завтраком мои друзья жаловались, что всю ночь ужасно мерзли; рассеянная горничная, не послушавшись приказа хозяйки, случайно оказала мне огромную услугу.

Определенно, в этом году я поймал удачу за хвост. Теперь главное ее не упустить.

3

По вечерам я часто сидел перед телевизором вместе с гостеприимными хозяевами. Миссис Смит накрывала чай с парой печений. Я пользовался этими вечерами, чтобы усовершенствовать свой английский. Когда я просыпался в семь часов утра, то слышал, как мистер Смит занимается в своем маленьком кабинете игрой на испанской гитаре и нарочно издает пронзительные и нелепые крики — это была его странная манера пения.