Снег, путь и приворот

– Пошли-ка отрока ко князю. Скажи, княгиня поговорить желает без лишних ушей. О свадьбах.

Ближница помчалась к выходу из терема, где всегда на страже стояли два отрока с бердышами в руках. Выбрав того, что помоложе, отправила его в княжий терем, а сама осталась на крыльце – дожидаться ответа.

А между тем до князя слухи тоже добрались. Подвыпивший боярин, приехавший поздравить княжича да припоздавший, вдруг заговорил о том, что самая красивая девка досталась не Волемиру, а Милораду. И то ли княжич глаза потерял, то ли Несмеяна с изъяном была, а ближник тот изъян прикрыл!

Княжич на этот шепоток только рассмеялся – а вот князь посмурнел лицом. Он куда лучше сына знал, к чему могут привести слухи. Тем временем прибежали посланники от княгини. Один просил Квашню от хмельного отвадить, второй же приглашал князя на важный разговор. Демонстративно поправив пояс – мол, коня привязать выйду, Вадислав Златомирович вышел из горницы и действительно отправился «до ветру», а вот потом свернул к терему княгини. Зашел через заднюю дверку в ее покои и послал дежурную чернавку за женой.

Мирослава вошла быстро и решительно, распахнув дверь. Князь невольно залюбовался супругой – все еще хороша!

– Княже! Кто-то слух пустил по Тулее недобрый!

– Слышал уже, княгинюшка, слышал, – свел черные брови Вадислав. – Говорят, что самая красивая девка Милораду досталась, мол, ближник грех княжича прикрывает!

– А мне донесли другое, – княгиня сжала губы, скрывая давнюю обиду, но рассказала то, что нашептала ей шутиха. О сходстве Несмеяны и княжон.

Вадислав сжал кулаки:

– Знал бы, кто слух пустил – на кол бы посадил!

– Слух уже есть, княже, – княгиня встала у окна и взглянула на заснеженный двор. – Тут хитрее надо. Не мужским наскоком, а бабьим изворотом.

Князь вопросительно уставился на жену. Она обычно в его мужские дела не вмешивалась, но на защиту семьи вставала скалой.

– Ты сейчас на пир пойдешь? Вот и объяви там, будто с пьяных глаз, что Милорад тебе как сын, а значит, и жена его для тебя как дочь! А потому одаришь ты ее, как дочь родную, сорока соболями на шубу, да пообещай княжеский дар, как сына родит. Да погромче Милораду и Волемиру скажи, что, как сыновья родятся, каждому подаришь по вотчине, и… побратай их!

Лицо князя просветлело. А ведь верно! Коли княжич и Милорад станут братьями, слухи о том, кому досталась девка краше, утихнут – братья-то и договориться между собой могут!

– Если же они побратались уже, объяви об этом погромче, да пояса им одинаковые подари, – продолжала княгиня. – Услада и Несмеяна подружились, пока ехали, я им скажу, пусть тоже посестрятся. Тогда все слухи про то, кто чей грех прикрыл, мимо пойдут.

– Ай да княгиня моя! – Вадислав соскочил с лавки, обнял жену, чмокнул в зарумянившуюся щеку. – И мудра, и собой хороша, и лада моя!

Покончив с объятиями, князь вернулся на пир и после пары тостов устроил то, о чем просила княгиня – княжич и ближник побратались и получили в подарок одинаковые пояса, а все присутствующие были уверены, что это все лишь хмельной задор. Однако князь все обставил серьезно – пригласил и священника из церкви стать свидетелем, и сам Милорада обнял, слегка прослезившись – вот, мол, еще сыном семья пополнилась!

На радостях бояре выпили еще и еще, потом явились боярыни забирать мужей по домам или по брачным покоям. Вот тогда-то и выяснилось, что все невесты княжича посестрились и пообещали друг другу стать кумами после рождения детей, ежели случится рядом оказаться.

Княгиня же «посестер» одарила по-матерински, вручив каждой одинаковые зарукавья со стеклянными уточками – намекая на плодовитость молодых жен. Так что слухи и сплетни вспыхнули с новой силой, погребая под собой слушок о порче Несмеяны и родстве ее с Волемиром.

Третий день пира вино уже не подавали – только уху, слабенький мед да разную выпечку, такую, чтобы домой можно было забрать – домочадцев гостинчиком с княжьей свадьбы порадовать.

Тут уж разговоры велись о другом – о дорогах, конях и возках. О санном пути, и поспеет ли новый воевода в Ставгород до распутицы.

Тут же, в горнице, за нижним краем стола сидели Зорко Военежич и Златан Удалович. Оба пили умеренно. Зорко собирался вернуться в Ставгород с доброй вестью о замужестве Радомиры, да и путь проложить для нового воеводы.

Златан же радовался тому, что охотница нашла свое счастье, а что муж невелик ростом да мудр, то, может, и к лучшему. Старый воин собирался уходить на покой, но в княжьей отрочьей избе ему было неуютно. Вот и думал подойти к Горазду да попроситься хоть в сторожа, хоть в истопники – все не даром хлеб есть.

Горазд сидел за столом со всеми, но выглядел задумчивым. Многие заметили, что жена хорошо повлияла на боярина – он сидел прямо и был не таким бледным, как обычно. Нельзя было сказать, что он совсем уж переменился, однако в нем появилось что-то более глубокое и решительное.