А эта, видать, из мест, дичью богатых – ткани на девице простые, зато меха – всем на зависть! Сплошь соболя!
А эта одета бедненько, словно красок в доме не хватило, зато каменьями сверкает, а среди монист еще и самородки поблескивают!
А та чуть не в холстинке, зато узоры по сукну простому вышиты – глаз не оторвешь!
Всех девиц со всех сторон обсмотрели-обсудили и тому удивились, что ни одна в обморок не рухнула, ни одна бежать не взялась. Видать, все и телом, и головою крепки!
Девушки же, дойдя чинно до терема, кинулись к нянькам – кто плача, кто смеясь, кто ширинкой узорной обмахиваясь. Опытные теремные служанки уж и водички припасли, и отвару мятного да валерьянового, и щедро те отвары разливали, только бы крик да плач поскорее прекратить.
Несмеяна прошла к себе задумчивая. Услада совсем притихла, а Радомира хмурила брови, но молчала. Вот как закрылась за нею дверь в покойчик, да Лада Волеговна еще и ковер от любопытных глаз да ушей приспустила с косяка, так она и вздохнула.
– Тяжело пришлось, моя ласточка? – ласково спросила нянька, выкладывая на блюдце горсточку орехов, да бруснику сушеную, да взвар ромашковый в глубокой чашке.
– Смотрели на нас, как на товар на базаре, – дернула плечом Радомира. – Неприятно, но потерпеть можно.
– А княжич тебе как показался? – шепотом уточнила Лада Волеговна, склонясь к самому уху воспитанницы.
Боязливо оглядываться нянька не стала, просто сняла с головы Радомиры тяжелую повязку и распустила косу, чтобы голове стало легче.
– Княжич и есть, – пожала плечами девушка, не желая делиться впечатлениями.
Лада Волеговная кивнула – и так ясно, что не поглянулся старший сын князя ее девочке.
– А кто там еще в свите был, не приметила?
– Да много там молодцев стояло, – нехотя ответила Рада, – яркие все, как щеглы по весне, звякают, брякают, притопывают, жеребцы стоялые!
Вот тут нянька заволновалась.
Конечно, дочь воеводы, выросшая практически при боевом отряде, к мужчинам особого пиетета не испытывала – всякими их видала. И ранеными, и пьяными, и битыми. Но так просто отмахнуться от целой группы бояричей? Ни глазом не мигнуть, ни улыбнуться? Или она, старая, не доглядела, и в обозе кто-то похитил сердечко девичье?
– Да уж приоделись боярские сыны, – поддержала разговор Волеговна, берясь за гребень, – хотели на невест произвести впечатление. А девы хороши ли были?
– Да тоже приоделись, только подвески да монисты брякали, – кивнула Радомира задумчиво, разглядывая себя в чашке с отваром. А потом вдруг спросила: – Няня, а я… красивая?
Вот тут уж Лада Волеговна чуть гребень не выронила! Еле удержалась! Видно, и впрямь кто-то Радомире в сердечко запал, коли такие вопросы задает!
– Красивая! – твердо ответила нянька, а потом пояснила: – Красота для каждого разная. Селезню – утица, лебедю – лебедица.
Радомира вздохнула. Не было у нее такой косы до самой земли, как у боярышни в золотых монистах. Не было синих глаз и золотых локонов, как у Услады. Не было и каменьев самоцветных. А того, что было – хватит ли, чтобы… Нет, даже в мыслях девушка боялась произнести то, что жгло ей сердце. Допив отвар, Бусовна подошла к иконе и, встав на колени, долго молилась. Она и сама не знала, чего просила. Ей отчаянно хотелось сейчас, как в детстве, уткнуться в колени родителя, поплакать вволю, а потом рассказать свой большой секрет и получить утешение. Поэтому, когда на глаза набежали слезы, она уткнулась лбом в пол, представляя отцовские колени, и предала себя на волю Отца Небесного.
Лада Волеговна стояла позади воспитанницы и тоже молилась, прося у высших сил доброй семейной жизни Радомире, тепла близкого человека рядом и здоровых детей, а вовсе не венца княжеского. Но соглядатаи, что через тайно просверленные отверстия наблюдали за всеми невестами, решили, что дочь воеводы Буса так хочет замуж за княжича, что едва из церкви прибежала – так снова Богу стала молиться. Разговоров же няньки и княжеской невесты они не слышали.
– Оно, может, и неплохо – набожная жена, – гудел один из думных бояр, когда соглядатаи рассказали, чем занимались невесты после встречи с княжичем.
– Порой и хорошо, – присоединялся другой, – писание жен послушанию да смирению учит!
– Только бы красоту для мужа наводить не забывала, да посты в постели лишка не блюла, – возразил третий, – Тулее наследники нужны!
– Вот-вот, запостится до сухостоя, княжичу наскучит быстро!
– Да все ж девка ладная, – возражал другой, – конечно, еще лекарь смотреть будет и повитуха, но я тут сопровождающих поспрашивал, говорят – верхом ехала, без капризов и выкрутасов!
– А вот про боярышню Милолику бают, что всю дорогу ныла и в мамку свою кидалась чем под руку попадет! Даже кошелем с рукоделием однажды кинула! – вмешался еще один княжий советник.
– Милолика молода еще, едва пятнадцать стукнуло, – отмахнулся другой, – а вот Верея, сказывают, и не девица уже! Больно много стражам своим улыбалась, да и вообще…
– Верея девка честная! – стукнул посохом другой боярин. – А вот Радка эта дичь лесная! На что она княжичу? Ворон с тына сшибать?