Женщина-омут, отныне вдова-омут, отсутствовала, но все остальные, исключая, разумеется, Беррэна, были в наличии. По-видимому, убийство зятя не произвело большого впечатления на Росси: он все так же задирался и отпускал колкости в адрес как отдельных личностей, так и целых наций. Мондор не обращал на него внимания. Вукчич торопливо глотал, словно представлял себя на коротком обеденном перерыве. Захмелевшего Рэмзи Кифа время от времени одолевали приступы хихиканья, уместного разве что для его племянницы. Когда подали антре, Леон Блан снова заговорил:
— А малышка Беррэн держится молодцом. Луи поместил ее между собой и послом в знак уважения к Беррэну, и она оправдывает доверие, храбро защищая честь отца. — Блан вздохнул. — Вы ведь слышали, что я сказал Вульфу, когда он расспрашивал меня о событиях прошлой ночи. Следовало ожидать, что грехи Филиппа Ласцио наконец настигнут его. Бесчестье было у него в крови. Если бы он был жив, я мог и сам его убить. Но убийство — это не по мне. Я кулинар, а не мясник. — Он проглотил кусочек кролика и снова вздохнул. — Взгляните на Луи. Это важнейшее событие в его жизни, и его civet de lapin — само совершенство, если не считать некоторого перебора с букетом гарни. Возможно, это потому, что кролики совсем молодые, и их нежный вкус, не имеющий еще ярко выраженных нот дичи, не нуждался в таком большом количестве трав. Луи достоин того, чтобы обед прошел весело и мы отдали должное его мастерству, а вы только посмотрите на нас! — И он снова принялся за кролика.
Кульминация вечера для меня наступила, когда подали кофе и крепкие напитки, и Луи Серван поднялся, чтобы произнести речь «О тайнах вкуса», над которой он трудился два года.
Я не ценитель высокой кухни, но глотая коньяк, я жмурился, дабы не оставлять ему лишней щелочки, через которую он мог бы испариться. По телу разлились приятное тепло и сытость, и я был готов насладиться увлекательной и, вероятно, познавательной речью. И тут зазвучало:
— Mesdames et messieurs, mes confrères des Quinze Maîtres: Il y a plus que cent ans un homme fameux, Brillat-Savarin le grand…
Он продолжал в том же духе, и я понял, что попал в ловушку. Знай я заранее, какой язык старейшина мэтров избрал для своего выступления, я бы что-нибудь придумал, но нельзя же было просто встать и уйти. Что ж, бутылка коньяка еще была полна на две трети, и моей главной задачей стало постараться не уснуть. Поэтому я откинулся на спинку стула и принялся наблюдать за движениями рук и губ оратора. Надо понимать, это была неплохая речь: все полтора часа слушатели улыбались, кивали, поднимали брови, иногда аплодировали, а Росси порой кричал «Браво!» Когда Рэмзи Кифа сразил очередной приступ хихиканья, Серван прервался и вежливо подождал, пока Лизетта Путти его успокаивала. Один раз я почувствовал себя неловко, когда Серван замолчал, медленно оглядел стол и из его глаз по щекам покатились две слезы. Вокруг зашептались, сидевший рядом Леон Блан шмыгнул носом, а я прочистил горло и потянулся за коньяком. По окончании речи все сгрудились вокруг Сервана и принялись жать ему руки, а кое-кто и целовать.
Постепенно гости группами переместились в гостиную. Я поискал глазами Констанцу Беррэн, но тщетно: похоже, она израсходовала всю свою храбрость. Кто-то тронул меня за руку и заговорил со мной, и я обернулся к неожиданному собеседнику.
— Извините, ведь вы мистер Гудвин? Ваше имя назвал мне мистер Росси. Я видел вас сегодня… с мистером Вульфом…
Я подтвердил истинность всего перечисленного. Это был Альберт Мальфи — специалист по антре без творческой жилки и воображения. Он отпустил пару замечаний на тему обеда и речи Сервана и перешел к делу:
— Я слышал, что мистер Вульф все-таки решил взяться за это дело… я имею в виду, за расследование убийства. Я так полагаю, на это повлиял арест Беррэна?
— Нет, не думаю. Все потому, что Вульф здесь гость, а гость подобен сокровищу, что покоится на перинах гостеприимства.
— Несомненно. Разумеется, — он окинул комнату быстрым взглядом и вновь сосредоточился на мне. — Мне надо кое-что рассказать мистеру Вульфу.
— Так вон же он, — я кивнул в направлении Вульфа, живо общавшегося с троицей мэтров. — Идите и рассказывайте.
— Нет, я не хочу прерывать его беседу, он же почетный гость Пятнадцати, — последние слова он произнес благоговейным тоном. — Я решил спросить у вас… можно, я приду завтра с утра? Может, это и не имеет значения… Когда сегодня мы, то есть мистер Лиггет и я, говорили с миссис Ласцио, и я рассказал ей это…
— Вы друзья с миссис Ласцио? — я смерил его взглядом.