Сквернавец

— Уж ты-то должна отличить. Теперь ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что она собой представляет. Прислушивайся. Если услышишь «малыш» или увидишь готовность вызвать аиста, дай мне знать. Её могут выдать и другие мелочи, знакомые только тебе. Проверяй каждую девушку, которую мы встретим, и не говори мне, что она не морская ведьма, пока не будешь в этом абсолютно уверена.

— О какой уверенности ты говоришь? При желании она способна надуть и меня.

— Нет. Её внимание сфокусируется на мне. Я мужчина и дальше внешности обычно ничего не вижу. Не сразу, во всяком случае. Но ты девушка, и уже сталкивалась с ней. Ты почуешь неладное.

— Надеюсь, — неуверенно произнесла Бекка. — Но если это будет всего лишь подозрение, тоже скажу, как есть. Не хочу оговорить невинную девушку.

— Лучше так, чем дать ей до нас добраться. Я отменю любую, в которой мы не будем уверены. Таким образом мы будем в безопасности.

— Но ты можешь быть в безопасности, просто не заговаривая с девушками и женщинами.

— Не вариант, я ведь хочу жениться на принцессе. Значит, с ней надо будет заговорить. А простушки сойдут, пока я её жду. Поэтому с ними тоже придётся общаться.

Бекку передёрнуло от отвращения, но, по крайней мере, прояснилась причина, почему добрый волшебник отправил её помогать Сквернавцу. Она сделает то, чего не может сам Сквернавец: будет наблюдать за поведением, а не только за внешностью других девушек. Вот только с чего бы волшебнику Хамфри помогать кому-то вроде Сквернавца? Хоть кто-нибудь согласился бы по доброй воле ему помочь? От него требовалось только избавиться.

Но сказать вслух она не могла. Следовательно, придётся расстараться, хотя чувствовала она себя… э-э-э… Бекка обнаружила, что не может подобрать подходящего слова; его скрывала завеса тайны Заговора Взрослых. Сквернавец планировал просто использовать женщин в своих целях. Ей было жалко принцессу, на которой он бы женился, получив шанс. Хотя вряд ли такая найдётся.

— Ладно, посторожу, — неохотно пообещала Бекка.

— Я тебе не нравлюсь, — отметил Сквернавец.

— Угу, не нравишься.

— Хорошо. Ты говоришь правду. Это означает, что я могу тебе довериться. Когда ты стала вести себя дружелюбно, я сразу почувствовал: что-то не так.

— Это уж точно! Я не могла прогнать её, даже обернувшись драконом. Ещё раз спасибо за спасение.

— Ты ведь знаешь, что я сделал это для себя, а не для тебя.

— Да. Но всё же ценю твой поступок.

— Одержимости никогда бы не случилось, не составь ты мне компанию.

— Хм, откуда эта внезапная честность? Ты ведь не любишь говорить правду.

— Ложь — ценный инструмент, — серьёзно пояснил он. — Но подвох имеется и у неё. Я должен всегда помнить, в чём именно соврал, а также работать над тем, чтобы всё сказанное отличалось правдоподобием.

— Пра… подо… что?

— Правдоподобие. Подобно правде. Не всегда легко сочинить что-нибудь, во что поверили бы окружающие. Поэтому хорошую ложь следует хранить до особо важных моментов. Я всегда говорю правду, если нельзя извлечь выгоду из лжи.

— Полагаю, из вранья мне тоже ничего не извлечёшь?

— Абсолютно. Тебя не одурачишь, заставив показать трусики, а пользу ты пока будешь приносить и так. К чему стараться?

Несмотря на отношение к Сквернавцу, Бекку охватило любопытство. Да, он был козлом, но отнюдь не глупым.

— Почему бы тебе не перестать меня обижать?

— Зачем мне это надо?

Всё правильно: он был лишён души, а заодно — и прилагавшихся к ней человеческих эмоций наподобие совести, любви или ответственности. Он просто хотел то, что хотел, из чистой выгоды для себя.

— Затем, что я буду помогать тебе больше, чем раньше.

— Ты помогаешь мне, потому что тебе приказал это делать добрый волшебник. Ты по уши увязла в своей службе ему. Твои чувства не имеют значения.

Бекка кивнула. Истинно так. По крайней мере, они друг друга понимали. Уж конечно, жестокая правда лучше одержимости духом морской ведьмы.

— Так куда мы направляемся?

— Кажется, я чую очередной источник хаоса. Недалеко отсюда.

— Кажется? Ты не знаешь точно?

— С источниками никогда всё просто не бывает. Некоторые не стоят моих усилий. Чтобы знать точно, надо изучить каждый вблизи. А с момента появления на сцене морской ведьмы они могут оказаться опасными.

— Опасными для тебя.

— Разумеется. Что ещё я мог иметь в виду?

— Как насчёт людей, которым ты причиняешь вред? — негодующе фыркнула она.

— Я никому не причиняю вреда. Просто меняю ход событий. Люди и прочие существа даже не знают, что потеряли.

Логично. Не то чтобы подобная логика Бекку устраивала, но в словах Сквернавца содержалось зерно истины: напрямую он никому не вредил, только отменял то, что людей бы обрадовало. По злодейским меркам, его сочли бы посредственностью.