Синее море

Д е л ь в и г. Благополучие и торжество. В реляциях сообщается: отряд донских казаков захватил десять пленных и лихим ударом выбил французов из селения Повилики. Не менее лихим ударом кирасиры разгромили батарею противника и захватили одну пушку.

К ю х е л ь б е к е р. А Москва горит…

Г о р ч а к о в. Вот! Чем ваш хваленый Кутузов отличается от Барклая? Сменил его и отступает? Сжег Москву!

И л л и ч е в с к и й. Кутузов — герой, а Барклай-де-Толли — шпион. Теперь все так думают.

К ю х е л ь б е к е р. А ты, как все, рад заклеймить…

И л л и ч е в с к и й. Конечно, шпион! Бежал от Немана до Бородина. Болтай, да и только!

К ю х е л ь б е к е р. Горит… А может, так и надо, что горит?

Г о р ч а к о в. Слухи, что сам Кутузов велел поджечь.

И л л и ч е в с к и й. Затыкаю уши.

П у ш к и н (юркнул к своей конторке, сел, поджав ногу под себя, торопливо достал тетрадку, Илличевскому мимоходом). По-твоему, и Сперанский шпион? (И уткнулся в тетрадь.)

И л л и ч е в с к и й. Непременно так. Раз его схватили и ночью увезли и он исчез неизвестно куда, — значит, шпион. Теперь кругом шпионы. Шпионы и шпионы. Это все говорят.

К ю х е л ь б е к е р. Горит…

Появляется  Я к о в л е в.

Я к о в л е в. Мудрецы! Положение на кухне ужасное. Опять кашица на первое и на второе. Наш почтеннейший Иван Иванович хотя и служил некогда Суворову, но кашицу разболтал пополам с водой, так что подтяните животы. Мужайтесь: вас ждет кашица пумфле!

И пирожки с капустой,
Позвольте доложить!
Они немного кислы,
Позвольте доложить.

Л и ц е и с т ы (подхватывают, стуча по конторкам).

Вера, Надежда и Любовь,
Свекла, капуста и морковь…

Пушкин сосредоточен над своей тетрадью, впился в ногти. Появляется дядька-надзиратель  З е р н о в. Он спешит, припадая на хромую ногу больше обыкновенного.

(Еще громче стучат.)

Только вижу одну жижу,
И ту ненавижу…

З е р н о в. Прекратите пение, прекратите шум! Возвещено! На прогулку вышел государь император!

Пение смолкает, Зернов спешит дальше. Слышны звуки чугунной трещотки. Тотчас, спиной к окну, со стороны парка вырастают фигуры двух часовых — два красных кавалергарда…

Я к о в л е в (шепотом). Гуляет! Уж я-то знаю! Почему гремят трещотки камер-пажей? Чтобы никто не встретился! Он пробирается к флигелю коменданта — к комендантской дочке…

Г о р ч а к о в. Не смей продолжать! Как у тебя язык повернулся!

Я к о в л е в. А я знаю!

Г о р ч а к о в. Что ты можешь знать о нем? О его высших целях? На его плечах, как тяжкий камень, все бедствия России. Он ищет уединения для мыслей.

Я к о в л е в (балетно двигается, имитируя развинченную походку). Для мыслей… Не более как для мыслей…

Г о р ч а к о в (вскочил). В своей шутовской разнузданности ты докатился до того, что и его стал передразнивать?!

П у щ и н. А ты? Смеешь?

Г о р ч а к о в. Я?..

П у щ и н. Да, ты. Височки зализываешь на государев манер, походку строишь… Паяс тебя передразнивает!

Я к о в л е в. И наградите, ваше сиятельство, и вы, господа, бедного паяса хоть бы кашицею-пумфле от своего обеда!

Общий хохот.

З е р н о в (высовывается). Возвещено! Тише!

В с е (благопристойно поют). Коль славен наш господь в Сионе…

Входит  К у н и ц ы н. Не прерывая пения, он стоит молча до того момента, пока кавалергарды не опускают ружей и не отходят от окна. Все увидели Куницына, встают, тишина.

К у н и ц ы н. Итак, господа, в прошлый раз мы остановились на том, что время всегда есть начало и источник непременного обновления жизни…

Он говорит это, расхаживая по классу, а Пушкин, не слушая, надул губы, корпит над бумагой.

П у ш к и н (бормочет, записывает). Края Москвы… Края родные… И на заре цветущих лет…

К у н и ц ы н (продолжая). Никакое правительство, с духом времени несообразное, устоять не может. И ненадолго хватит у него средств навязывать народу идеи и формы власти, уже открывшие свою историческую несостоятельность…