Синее море

П е ш е л ь. Я вас не вижу, господа! Вас здесь нет. (Подходит к Кюхельбекеру.) Как вы себя чувствуете, господин Кюхельбекер? Ах, господин Кюхельбекер! Главное — спокойствие! Ничему не удивляться. Нон квалитас сэд квантитас. (Сел и закрыл лицо руками.)

К ю х е л ь б е к е р. Доктор, что с вами? Франц Осипович?

П е ш е л ь. Стряслась беда, господа. Не скрою, не скрою… В ночь с двадцать второго на двадцать третье июня Наполеон без объявления войны перешел Неман и вторгся в земли наши. Сегодня гвардия уходит из Царского Села…

П у щ и н. Война?

П е ш е л ь. Война! Но как воевать? Как воевать? Кругом казнокрадство. Где полководцы наши? Государь — ах, боже мой! Он молод. Он только замышляет казаться полководцем! Поражение под Аустерлицем мы помним, помним. Так кто же? Аракчеев? Он страшен, но не на поле брани. Кто не знает, что он хотя и артиллерист, но пуще всего боится выстрелов.

П у ш к и н. Не смейте так говорить! Россия победит!

П е ш е л ь. С кем, мальчик, с кем? Кто поведет полки? Карл Людвиг Пфуль? Бенигсен? Армфель? Вольцоген? Паулуччи, беглец из Сардинии? Штейн, беглый прусский министр? А ведь они, они главные советчики, государев штаб…

П у щ и н. Жив Кутузов, на нем светится слава Суворова!

П е ш е л ь. О нет! Кутузова ненавидит государь! Ненавидит Аракчеев. И Пфуль, и Армфель, и Вольцоген, и Паулуччи! Нет, нет, его не допустят. Он сторожит сейчас турок в Молдавии и будет сторожить!

Возникает издали, еще глухо, барабанная дробь.

П е ш е л ь. Уже пылают наши города… Дети! Горит русская земля!

Дробь барабанов приближается. И запели военные флейты.

П у ш к и н (первым бросается к окну). Измайловцы идут! Я узнаю их флейты.

Окно распахнуто. Лицеисты у окна. Музыка.

П е ш е л ь. Погибла Россия.

Я к о в л е в (стал на подоконник). Измайловцы с серебряными трубами! А вот и медные кивера павловцев! Идут!

Гремит музыка.

П у ш к и н. Ах, Пущин, мы бедные заключенники Царского Села! Здесь ли, здесь ли сейчас нам быть?

П у щ и н. Умрем за отечество!

К ю х е л ь б е к е р. В армию, в армию, только в армию, все как один.

Я к о в л е в. Да здравствует лицейская рота бесстрашных лазутчиков!

Д е л ь в и г. В леса! Под звуки труб! В леса! В леса!

В дверях  К у н и ц ы н.

К у н и ц ы н. Друзья мои, мы выдержим это испытание! Позор народам Европы. Они повергли к стопам Наполеона свои мечи… Но запомните, юноши, — Россия наша возродится в военном огне и в военной славе! Готовьтесь стать достойными возносителями ее! Пушкин, позабудьте беспечность! Кюхельбекер, не давайте воли мнимой гордости! Дельвиг, сокрушите леность. Яковлев, не оставляя веселья, подумайте о назначении своем. Пущин, не бойтесь чувств и во много крат больше тревожьте мысль. Илличевский, задумайтесь о великом, а не о чистописании! Вы — граждане. Вы — граждане! Вы — сыны будущего великой Отчизны нашей!

З а н а в е с

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАРТИНА ПЯТАЯ

ВОЙНА

Они сидят за своими столами-конторками. Они ждут начала урока. На них вместо синих сюртучков — серые, вместо белых панталон — серые, статского покроя, со штрипкой.

И оттого, быть может, все выглядит тускло, блекло.

Д е л ь в и г  углубился в газету, К ю х е л ь б е к е р  неподвижно уставился в военную карту, на которой расставлены флажки. И л л и ч е в с к и й  что-то старательно переписывает. Г о р ч а к о в  вполголоса читает письмо  П у ш к и н у. Тишину иногда нарушает звук чугунной трещотки, доносящийся из парка.

П у ш к и н (прислушиваясь). Кажется, гуляет.

Г о р ч а к о в. Нет, еще рано. Слушай дальше. (Продолжает читать письмо.) «Страшные картины бегства нашего из Москвы до сих пор стоят перед глазами. Сёла мертвые. Имения горят. Мужики, вооруженные чем попало, бродят в лесах, и неизвестно, кого пуще бояться — их или французов. А здесь, в Казани, нашли мы почти всю Москву. Дух единодушного патриотизма, несмотря ни на что, объединяет нас всех. Дамы отказались от французского языка. Многие из них оделись в сарафаны, надели кокошники и вышитые повязки…»

П у ш к и н. Экие проворные перемены! Мой родитель, наверно, тоже не отстает! (Дельвигу.) А что вычитал в ведомостях?