Синее море

В а н в и л ь. О! Господин Пушкин, первейший наш фехтовальщик, четырьмя классическими выпадами выбил эспадрон из рук господина Кюхельбекера. В сем непостижимом поединке, при несоразмерности физических конечностей, единственно только высокой техникой, находчивостью и быстротой, господин Пушкин…

Вбегает  П и л е ц к и й - г у в е р н е р, за ним, припадая на хромую ногу, дядька-надзиратель  З е р н о в.

П и л е ц к и й - г у в е р н е р. Он сумасшедший! Он бросился в пруд!

Возвращаются  П у ш к и н, Я к о в л е в  и  Г о р ч а к о в.

П у щ и н. Слава богу, там был садовник, и мы подоспели…

Я к о в л е в. В один миг вытащили багром, зацепили и вытащили.

Г о р ч а к о в. Курьезная проделка! Он решил утопиться в пруду, где нельзя утонуть и мыши.

П у щ и н. Однако он впал в беспамятство, и его унесли в лазарет.

И л л и ч е в с к и й (высунувшись из-за классной доски). Теперь, как пить дать, Пешель поставит ему клизму. (Скрылся за доской.)

Д е л ь в и г. Где Пушкин?

П у щ и н. Он вымок не меньше Кюхли и убежал к себе.

П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. На ваших уроках, господин Ванвиль, творится неподобное. Я вынужден доложить об этом директору.

В а н в и л ь. Но позвольте, Мартин Степанович…

Пилецкий-инспектор и Ванвиль уходят. Из-за доски выходит  И л л и ч е в с к и й  и переворачивает доску. На ней нарисована известная карикатура Илличевского: лицеисты, сидящие в лодке, багром вытаскивают Кюхлю из воды. Внизу надпись:

Потопление К.

Клит бросился в реку,
Поплачьте о поэте!

И л л и ч е в с к и й. Мудрецы! Разве не украсит наш журнал это новое произведение лицейской музы?

Т е м н о

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

НОЧНЫЕ ПОЛУШЕПОТЫ

Поздний вечер. Железная кровать, комод, конторка, стул перед ней. Стол для умывания. Решетка в верхней половине двери, через которую виден освещенный ночником коридор. В этой коморе (нумер четырнадцатый) живет лицеист Александр Пушкин. А через стену, в точно такой же коморе (нумер тринадцатый), — лицеист  И в а н  П у щ и н. Лунный свет льется в окно. П у ш к и н  полусидит на кровати, на полу чернильница, на «оленях тетрадка. Видно, как по коридору проходит хромоногий дядька-надзиратель  З е р н о в.

З е р н о в. На исходе десятый час! Спать! Спать! (Движется свет ночника, фигура дядьки уходит дальше, голос глуше.) Тушите свечки! Спать!

И — тишина.

П у ш к и н (то грызет перо, то пишет, то бормочет).

Везде со мною образ твой,
Везде со мною призрак милый,
Во тьме полуночи унылой,
В часы денницы золотой…

П у щ и н (стучит в стенку). Ты что гудишь?

П у ш к и н. Стихи. (Читает громче.)

То на конце аллеи темной
Вечерней тихою порой,
Одну, в задумчивости томной,
Тебя я вижу пред собой…

Жано, любил ли ты когда-нибудь? И так, чтоб образ ее неотступно следовал за тобой, томя сердце…

П у щ и н. Любил? А ты! (Удивленный, сел.) Терпеть не могу девчонок.

П у ш к и н. О! Это было несколько лет тому назад. Давно. Ее звали Софьей.

П у щ и н. Давно?

П у ш к и н. Еще в Москве. В Харитоньевском переулке.

П у щ и н. Позволь, а сколько же тебе было лет?

П у ш к и н. Мне?

П у щ и н. Могу представить. Но — ей?

П у ш к и н. Она была немногим младше меня. Ей было тогда пять лет.

П у щ и н. Пять лет?

П у ш к и н. Да, да.

Одну в задумчивости томной
Вечерней тихою порой…

П у щ и н. Ну вот, теперь еще решил изображать влюбленного и роковую страсть на всю жизнь?

П у ш к и н (мечтательно). В ту пору я любил гулять, воображая себя богатырем, расхаживая по саду и палкой сбивая верхушки растений…

П у щ и н. Ну тебя…