Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России

Обычно протоколы всех этих процедурных баталий бесконечно скучно читать, если концентрироваться на их основном содержании. Но если сконцентрироваться на мелких деталях (marges, то есть полях, сносках или других маргиналиях дискурса, как сказал бы Деррида) и форме аргументов, то они являют нам три важных элемента в специфике процедуры дебатов среди российских социал-демократов, а потом и большевиков, которые они сами чаще всего не замечали. A именно то, что 1) многие высказывания подразумевают наличие какой-то единой процедуры, 2) многие указывают на немецкие термины, чтобы описать эту процедуру, и 3) ее основное отличие от того, что предлагали несколько позже Муромцев – Острогорский – Маклаков, – это представление о роли председательствующего на собрании.

Во-первых, как обыденно замечает Плеханов в цитате, приведенной выше, и с ним неожиданно легко соглашается Либер, всегда и по малейшему поводу рвущийся в дискурсивный бой, «это всегда так делается, поэтому не внесено в регламент». Подразумевается, что есть общепонятные для всех процедуры ведения прений и потому многие из них не надо проговаривать. К ним привыкли. К ним можно отсылать как к общей базе практического опыта или знания.

Во-вторых, заметим по поводу специфики дискуссионых практик русских социал-демократов, что латинское слово modus, которым пользуется для описания правил ведения прений Либер, не так популярно среди делегатов съезда, как немецкоязычные термины. Например, термин, который упоминает только Мартов, Geschäftsordnung, сразу отсылает нас к парламентской процедуре немецкого рейхстага и героической борьбе немецких социал-демократов. Этот термин по-английски переводится как rules of order, а по-немецки до сих пор означает свод правил для заседаний бундестага. Во времена Мартова он применялся и для обозначения порядка прений в рейхстаге Германской империи. Например, к параграфу 59 этого свода апеллировал Карл Либкнехт 2 декабря 1914 года, когда единственный среди депутатов проголосовал против военных кредитов [Liebknecht 1915][227].

Сам Мартов, конечно же, ссылается на практики социал-демократической партии Германии, а не на практики рейхстага. Так, когда он предлагает не читать протокол прошлого заседания в начале каждого последующего, что занимает безумно много времени, он говорит: «На германских партийных съездах протоколы на заседаниях не читаются, а каждому оратору предоставляется право прочитывать протоколы и вносить в них изменения с согласия секретаря. Предлагаю подобным же образом поступать и нам» [Второй съезд 1959: 156][228]. Подробное знакомство если не с процедурой, то с материалами последних съездов австрийских социал-демократов показывал Акимов, поэтому он и пытался настоять на своем праве внести 21 поправку в программу [Там же: 256–257].

В речах Ленина на съезде мы не найдем термина Geschäftsordnung, зато он часто апеллирует к Tagesordnung, порядку или повестке дня. Например: «У нас есть Tagesordnung, утвержденный съездом. Согласно [его] пункту, вопрос о порядке опубликования будет решен в свое время» [Там же: 259, 372]. Этот термин он употреблял достаточно часто именно в этот начальный период развития социал-демократического движения, что можно увидеть и по другим его текстам и выступлениям [Ленин 1963: 292; 1967а: 59; 1967b: 448–450]. Конечно, термин этот не был монополией Ленина, им пользовались и докладчики Бунда, и «экономисты» Мартынов с Акимовым [Второй съезд 1959: 509, 321]. Большевик Шотман (рабочий с Выборгской стороны Санкт-Петербурга) в своих воспоминаниях o II съезде даже транслитерировал этот термин: «Недолго нам пришлось заседать под сенью бельгийской конституции. Насколько помню, удалось нам устроить всего 4–5 заседаний, на которых съезд успел только конституироваться и принять порядок дня, или, как тогда говорили, „тагесорднунг“»[229].

Интересно, что протоколы II съезда Заграничной лиги русской революционной социал-демократии (октябрь 1903 года), которая была назначена II съездом РСДРП своим единственным законным представителем за рубежом, показывают, что Ленин продолжал говорить Tagesordnung, в то время как Мартов вдруг стал пользоваться французским термином ordre du jour[230]. Этот съезд отразил в своей структуре последствия только что случившегося раскола РСДРП. Секретари заседаний избирались и от «большинства», и от «меньшинства». Чтобы не терять времени в словесных баталиях, бюро, а не все делегаты читало протоколы предварительно, сверяя версии, и только потом передавало их на утверждение съездом (но и простые делегаты могли присутствовать при проверке протоколов). Однако, похоже, для всех оставалось несомненным то, что опыт немецкой социал-демократии как образец для действия преобладал.